ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

К 631-летию сожжения Москвы: Партия жуликов и воров в ХIV веке
(Три редакции повести о Тохтамыше)

О Куликовской битве, как и об воспоследовавшем за нею разорении Москвы от царя Тохтамыша, историографами нового времени сложено немало баек. О них, сокрытых в 2010 году, ради торжества идей интернационализма и государственной русофагии, в 2013, в связи с 400-летием победы в России (над Россией) православной олигархии – Романовской династии, устоявшиеся исторические суждения были частично воскрешены.

Ход мысли полеттехнологов вызывает интерес, тем паче, на день свв. Адриана и Натальи (действительных покровителей православной семьи, в отл. от Петра и Февронии Муромских), на 08.09 – дату разорения Москвы Ордынским царем Тохтамышем, ими назначены в 2013 г. выборы мэра г.Москва.

Для развеивания россиянских государственных басен – для разрушения «ДУХОВНЫХ СКРЕП» пожирающего Русский народ высокодуховного манихейского режима, я произвожу ниже предельно простую операцию – сведя в таблицы разные редакции повести о нашествии Тохтамыша.

В статье (до Приложений), в первом столбце она приводится по редакции старейших списков – Рогожской летописи 1412 г. и извлечений Карамзина из утраченной Троицкой харатейной летописи 1409 г. (списки 1-й\2 ХV в.). Во втором – по Ермолинской летописи 1480-х (список 1490-х) г.г., также стоя в Уваровской и Львовской (а в слегка украшенном риторикой виде – Типографской) летописях. В третьем – по Тверскому сборнику 1534 г. (сохранилось несколько западнорусских списков ХVII – ХVIII веков).

В популярных изложениях обычно публикуется повесть в редакции «Фотиева свода» 1418 г. - ученой фикции (по термину Шахматова) [см.: Библиотека лит-ры Древ.Руси, т. 6-й], извлекаемая из Софийской, Новгородских IV либо Карамзинской летописей – якобы, первоначальная редакция этой повести, сокращенная впоследствии [С.Я.Лурье «Общерусские летописи», 1976]. На самом деле, это очень поздняя компиляция, основанная на Троицкой – церковной («<…>-христианской») редакции, полюбившаяся нашим <…>-большевицким историографам, преимущественно, из-за резко тенденциозного описания действий русского вел.князя – св.Дмитрия Донского, противопоставленного Нижегородским князьям - константинопольским фаворитам.

Такое «тираноборческое» фуфло преподавалось и в школе, ныне оно популяризируется в бесконечных околоцерковных изданиях - рекламирующих предтеч партии православных жуликов и воров.

"Разорив Москву, отряды Тохтамыша, разделившись на группы, "прочесали" всю Московию. Были разграблены Юрьев, Дмитров, Можайск" [В.Похлебкин "Татары и Русь..."]!

И здесь, оставляя в стороне вышепоминавшиеся тенденциозные измышления, где обрезанные комиссары в кожаных куртках от исторической науки - проявили трогательное единство с византийскими «иностранными агентами» в рясах, мы просто сопоставляем более ранние редакции. 

Троицкая\Рогожская летописи

(подчеркн.цит.Карамзина)

Се же проявляше на Русскую землю зло пришествие Тохтамышево и горкое поганыхъ нахожение \Симеоновская\

Въ лето 6889 въ четвергъ 6 недели по велице дни, на праздникъ възнесениа Господня прииде изъ Царягорода на Русь пресвященныи Киприанъ митрополитъ на свою митрополию ис Киева на Москву . Князь же великии Дмитреи Ивановичь приа его съ великою честью, и весь градъ изыде на сретение ему. И бысть въ тотъ день у князя великаго приъ великъ на митрополита, и радовахуся светло. Тое же весны князю Володимеру Андреевичю родися сынъ князь Иванъ и крести его Киприанъ митрополитъ, да игуменъ Сергии, преподобныи старець. Того же лета выидоша изъ Орды киличееве князя великаго Толбуга да Мокшеи къ Госпожину дни. Того же лета царь Тохтамышъ, послалъ своего посла къ великому князю Дмитрию Ивановичю и къ всемъ княземъ русскымъ, царевичи некоего Акъхозю, а съ нимъ дружины 700 татариновъ, и дошедшее Новагорода Нижнего, и възвратися въспять, а на Москву не дръзнулр ити, но посла некухъ отъ своихъ товарыщевъ, не въ мнозе дружине, но эти не смеаху болма.

 

Того же лета Дионисии, епископъ Суждалскыи посла изо Царягорода съ черньцемъ съ Малахиемъ, съ Философомъ икону, преписавъ образъ Пречистыя Божия Матери ,

 

иже исходитъ въ Одигитриа въ вторникъ, въ тотъ же образъ въ долготу и въ ширину, а другую икону посла образъ Тое же Пречистыа Божия Матери, юже преписавше и привезоша на Русь.

 

И едину убо поставиша въ церкви въ святомъ Спасе въ Новегороде въ Нижнемъ, а другую поставиша въ Суждале въ сборнои церкви.

 

Тое же осени прииде изъ Царягорода на Русь Пиминъ митрополитъ. Князь же велики Дмитреи Ивановичь не приа его, и бывшу ему на Коломне, сняша съ него белыи клобучекъ.

 

 

 

 

 

Тое же зимы и тое же весны являшеся некое знамение на небеси на встоце предъ раннею зарею, аки столпъ огненъ, и звезда копиинымъ образомъ . Се же  проявляше на Русскую землю зло пришествие Тохтамышево и горкое поганыхъ нахожение.

 

Въ лето 6890 за две недели по велице дни, егда бываетъ неделя о мироносицехъ, месяца маия въ 6 день, на память святаго Иева праведного, преставися благородныи и христолюбивыи князь Василеи Михаиловичь Кашинскыи, и плакашася надъ нимъ весь градъ Кашинъ, и положиша его въ соборнои церкви, въ святомъ въскресении, и въ своеи ему отчине, и въ граде Кашине.

 

Того же лета месяца августа въ 14 день, на память святаго пророка Михея, князю великому Дмитрию Ивановичю родися сынъ, и наречено бысть имя ему князь Андреи, и крести его Феодоръ, игуменъ симановскыи.

 

Того же лета царь Токтамышь посла въ Болгары и повели христианскиа гости русскыя грабити, а съсуды ихъ и съ товаромъ отнимати и провадити къ себе на перевоъ, а самъ, събравъ воя многы, подвижеся къ Волзе съ всею силою своею и съ всеми своими безбожными полкы татарскыми, и перевезеся Волгу, поиде нагономъ на великаго князя Дмитриа Ивановича и на всю землю Русскую.

 

И то слышав князь Дмитреи Костянтиновичь и послаше къ царю два сына своя, князя Василиа да князя Семена, и гнаша въ следъ его, и переехаша дорогу его на Серначе, и поидоша въ следъ его, и постигоша его на Рязани.

 

А князь велики Олегъ Рязанскыи обведе царя около всеи своеи земли и указа ему вся броды на Оце. И прииде въскоре весть на Москву.

 

 

Князь же велики Дмитреи Ивановичь, то слышавъ, что самъ царь идетъ на него съ всею силою своею, не ста на бои, ни противу его поднялъ рукы, противу царя Тохтамышя, но поеха въ свои градъ на Кострому.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Царь же, перешедъ реку Оку, и преже всехъ взя градъ Серпоховъ и огнемъ пожже и.

 

И оттуду поиде къ Москве, напрасно устремися, волости и села жгучи и воюючи, а родъ христиански секучи и убиваючи, а иныя люди въ полонъ емлючи. И прииде къ граду къ Москве месяца августа въ 23 день въ понеделникъ. А въ городе Москве тогда затворился князь Остеи, внукъ Олгердовъ, съ множествомъ народа, съ теми елико осталося гражанъ, и елико бежианъ съ волости збежалося, и елико отъ инехъ збежалося, а въ то время приключишася и елико игумени, и прозвитери, и чернци, и нищи, и убозии, и всякъвъзрастъ мужеи и жены, и дети, и младенци.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Царь же стоя у города 3 дни, а на 4 день оболга Остея лжиными речми и миромъ лживымъ, и вызва его изъ города, и уби его предъ спы града.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А ратемъ своимъ всемъ повеле оступити градъ весь съ все страны, и по лествицамъ възлезшемъ имъ на городъ на заборолы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И тако взяша градъ, месяца августа 26 день, на память святого мученика Андреяна и Наталии, въ 7 часъ дни. Людие христиане, сущии въ граде затворишася въ церквахъ зборныхъ каменыхъ. Татарове же силою разбиша двери церковныа и сихъ мечи изсекоша, а другиа оружиемъ до конца смерти предаша, церкви сборныя разграбиша, и иконы чюдныя и честныя одраша украшеныя златомъ и сребромъ, и жемчюгомъ, и бисеромъ, и камениемъ драгымъ, и пелены золотомъ шитыя и саженыя одраша, кузнь с ыконъ одраша, а иконы попраша, и съсуды церковныа священныя поимаша, и ризы поповскыя пограбиша. Книгъ же толико множество снесено со всего города и изъ загородья и изъ селъ и въ зборныхъ церквахъ, до тропа наметано, схраненья ради спроважено, то все безъ вести створиша. Въ церквахъ же и въ олтарехъ убииство съдеаша и кровопролитья сътвориша окааннии, и святая места погани оскверниша; якоже пророкъ глаголеть: Боже, приидоша языци въ достоание Твое, оскверниша церковь святую Твою и положиша Иерусалима, яко овощьное хранилище, брашно птицамъ небеснымъ плоти преподобныхъ Твоихъ и зверемъ, прольиша кровь ихъ, яко воду, около Москвы, и не бе погребаяи, иереи, священници оружиемъ падоша, и ту убьенъ бысть Семенъ, архимандритъ Спаскыи, и другыи архимандритъ Иаковъ, и игуменъ Акинфъ Криловъ, и инии мнози игумени, и прозвитери, и чернци, и крилошане, и черници, и попове, диакони, и простьци отъ унаго и до старца, и младенца мужеска полу и женьска, тии вся побиени быша; друзии же въ полонъ поведе, ни быша въ погонь. И бяше въ граде видети тогда плачь и рыдание и вопль многъ, слезы, крикъ, стонание, охание, сетование, печаль горкая, скорбь, беда, нужа, горесть смертная, страхъ, трепетъ, ужасъ, дряхлование, ищезновение, роптание, безчестие, поругание, поносъ, смхание врагомъ и укоръ, студъ, срамота, поношение, уничижение. Сии вся приключишася на христианстемъ роде отъ поганыхъ, грехъ ради нашихъ. Татарове же, вземше Москву градъ, товаръ же и имениа вся пограбиша, и по семъ огнемъ пожгоша, градъ убо огню предаша, а людеи мечю предаша, и тако въскоре взяша градъ.

 

А иную силу царь распусти по земли воевати, и иныя ходиша къ Звенигороду, а иныя къ Волоку и къ Можаиску, а иныи къ Дмитрову, а иную рать посла на Переяславль; и те, тамо шедшее, взяша градъ Переяславль и огнемъ пожгоша, а людие выбегоша вонъ изъ города по озеру въ судехъ и тамо избыша. Татарове же волости повоеваша, и городы поимаша, а села пожгоша, а монастыри пограбиша, а христианъ посекоша, а иныхъ въ полонъ поведоша, и много зла сътвориша.

 

А князь Володимеръ Андреевичь, събравъ воя многы около себе, и стояше ополчившееся близъ Волока. И тамо неции Татарове наехаша на нь; онъ же прогна ихъ отъ себе. Они же прибегоша къ Тохтамышю царю пострашены и биты. Царь же, слышавъ, что князь велики на Костроме, а князь Володимеръ у Волока, поблюдашеся, чяя на себе наезда.

 

Того ради не много днии стояше у Москвы, но вземъ Москву, скоро отъиде. И оттоле идучи, отпусти рать къ Коломне. И те шедшее взяша градъ Коломну и отъидоша. Царь же перевезеся за реку Оку и взятъ всю Рязаньскую землю, и огнемъ пожже, и люди посече, а полонъ поведе въ орду множество безчисленое. Князь же Олегъ Рязанскыи то виде, побеже. Царь же, идучи отъ Рязани, отпусти посла своего посольствомъ къ князю Дмитрию Костянтиновичю, своего шурина, именемъ Шихмата, съ его сыномъ вкупе, съ княземъ Семеномъ, а другаго сына его поятъ, князя Василиа, съ собою в орду.

 

Отшедшимъ же Татаромъ и потомъ не по мнозехъ днехъ князь велики Дмитрии Ивановичь и братъ его князь Володимеръ Андреевичь съ своими бояры въехаша въ свою отчину въ градъ Москву, и видеша градъ взятъ и огнемъ пожженъ, и церкви разорены, а людеи мертвыхъ множество безчисленое лежащихъ, и о семъ зело съжалишася, яко росплакаста ся има, и повелеша телеса ихъ мертвыхъ трупиа хоронити, и даваста отъ 40 мертвець по полтине, а отъ 80 по рублю, и съчтоша того всего дано бысть полтораста рублевъ. На ту же осень князь велики Дмитреи Ивановичь посла свою рать на князя Олга Рязанъскаго. Князь же Олегъ Рязанскыи не въ мнозе дружине утече, а землю всю и до остатка взяша, и огнемъ пожгоша и пусту сътвориша, пуще ему стало и Татарьскои рати. Тое же осени князь велики Михаило Александровичь Тферскии поиде Орду съ своего Городца.

 

Тое же осени бысть сущу Киприану митрополиту на Тфери. И тамо избывшу ему ратнаго нахожения.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Князь же велики Дмитреи Ивановичь посла по него два боярина своя, Семена Тимофеевичя да Михаила Морозова, зовучи его къ себе на Москву; онъ же поеха съ Тфери месяца октября въ 3 день, на Москву приеха того же октября въ 7 день. Тое же осени къ князю великому Дмитрею Ивановичю отъ царя Тахтамыша прииде посолъ, именемъ Карачь. Тое же осени Федоръ Тимофеевичь убьенъ бысть отъ своего раба лукаваго.

 

Тое же осени Киприанъ митрополитъ съеха съ Москвы въ Кыевъ; тогда съ нимъ вкупе поеха игуменъ Афанасии изъ Серпохова княжь Володимеровъ Андреевичя съ Высокого и отъеха въ Кыевъ.

 

Тое же осени князь велики Дмитреи Ивановичь послалъ по Пимина по митрополита, и приведе его изъ заточениа къ собе на Москву и приа его съ честью и любовию на митрополию. Тое же зимы Пиминъ митрополитъ въ граде Переяславле постави Саву епископомъ на Сараи, а съ нимъ бяху Матфеи Гречинъ, епископъ ростовскыи, да Данила, владыка звенигородцкои.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Троицкая летопись», 1950, с.с. 421-425

Ермолинская летопись

 

 

 

 

 

 

В лето 6889. Прииде Кипреянъ на Москву на Възнесение. Того же лета родися князю Володимеру сынъ Иванъ. Тогда же князь велики Ягаило женися, поятъ некоторую королевицю, не имущу ни отца, ни матери, ни братьи, и того ради достася ему королевьство въ Литьскои земле.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Того же лета Дионисеи епископъ присла изъ Царяграда два образа, переписав, Пречистыя Одигитрие,

 

 

иже исходятъ въ вторникъ, въ тои образъ и меру.

 

 

 

 

 

 

И поставленъ единъ въ Суздали, а другыи въ Новегороде Нижнемъ, в соборныхъ церквахъ.

 

 

Тое же осени князь велики посла Пимина въ заточение. Тое же осени князь Литовьски Скригаило, со всею силою Немецкою, стоялъ подъ Полотскомъ и много тягости учини граду, а не взя его.

 

 

 

 

 

Тое же зимы и тое весны являшеся на въстоце предъ раннею зорею аки столпъ огненъ и звезда копеинымъ образомъ.

 

 

 

 

 

В лето 6890. Преставися князь Василеи Михаиловичь Кашиньскы маия 6.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Августа 14 родися великому князю Дмитрею сынъ Андреи.

 

 

 

 

 

 

 

Того же лета царь Тахтамышъ посла на Волгу татаръ своихъ и повеле избивати вся гости русския, а суды ихъ переимати на перевоз себе, дабы не было вести на Русь; и пришедъ къ Волзе со всею силою своею, и перевезошася на сю сторону, и поиде изгономъ на Русскую землю.

 

 

 

 

 

 

И то слыша князь Дмитрей Костянтиновичь и посла къ Тахтамышу сыновъ своихъ, Василья и Семена, они же приидоша въ орду; онъ уже пошолъ бе на Русь, и едва сустигоша его въ рязанскихъ приделехъ, борзо бо бяше иды.

 

А князь Олегъ рязански срете его, донележе не вниде въ землю его, и обведе его около своей земли и броды указа ему все по Оце.

 

 

Князю же великому едва весть прииде отъ некоторыхъ доброхотяшихъ хрестьяномъ, живущихъ въ странахъ Татарскихъ, иже бяху на то устроени сущи и поборници земли Руостеи. Онъ же нача полки совокупляти и поиде съ Москвы, хотя противу татаръ; и бысть разно въ князехъ русскихъ: овии хотяху, а инии не хотяху, бяху бо мнози отъ нихъ на Дону избиты; а се царь на нихъ идяше со многою силою и бяше близъ уже, яко совокупитися некогда. Князь же великы въ недоумении бывъ, а татаром уже близъ сущимъ, иде за Волгу, въ градъ свой Кострому. А во граде Москве мятежь бе великъ: овии бежати хотяху, а инии въ граде сидети.

 

И бывши мятежи и распре велице, и паки народъ, совокупльшеся, позвониша во все колоколы и сташа суймом, а инии по вратомъ, а инии на вратехъ на всехъ, не токмо пущати хотяху из града крамольниковъ и мятежниковъ, но и грабяху ихъ; ни самого митрополита усрамилися, но на вся огрозишася, ни бояръ великыхъ устрашишася, и въ вратехъ всехъ съ оружии обнаженными стояху, и съ вратъ камениемъ шибаху, и никого же изъ града пустяху. Потомъ же едва народи умолени быша, вьгпустиша изъ града митрополита, прочихъ съ нимъ ограбивше, а единако съ нимъ мятяху.

 

И се прииде къ нимъ въ градъ некий князь литовский Остей, внукъ Ольгердовъ, и той окрепи градъ и затворися въ немъ со множествомъ народъ.

 

А царь Тахтамышъ, перешедъ Оку реку, взя преже всехъ Серпоховъ и пождьже.

 

И потомъ прииде къ Москве, августа 23. И приехавше не мнози къ граду, воспроcиша о великомъ князи: Есть ли въ граде? Отвещаша же имъ зъ града: Нетъ его! Они же вокругъ града всего объехаша, смотряще его, и тако отъидоша от града.

 

 

 

 

 

 

И наутрии же самъ царь прииде со всею силою подъ градъ, и приступиша ко граду со все стороны, стреляюще; бяху же стрелы ихъ яко дождь умножены. А гражане противу ихъ стреляху и камениемъ шибаху, но сии съ стенъ збиша гражанъ, еще бо граду тогда ниску сущу, и начаху лествици приставливати къ граду и а стены хотяху взыти. И взвариша воду в котлехъ, льяху нань, а инии стреляху, тюфяки пущаху и пушки. Единъ же некто москвитинъ, суконникъ Адамъ, съ Фроловскихъ воротъ пусти стрелу, напявъ, уби некоего от князей ордынскихъ, славна суща, иже велику печаль сотвори Тахтамышу и всемъ княземъ его.

 

Стоявъ же царь у города 3 дни, многи брани сотворивъ, и на 4 оболга ихъ князя Остея сице:

 

Приехаша бо подъ градъ въ полъ обеда повелениемъ вси князи ордынстии я. Съ ними шюрья великого князя, Василей да Семенъ Дмитреевичи, суздальского князя, глаголюще: Васъ, людей своихъ, хощетъ жаловати царь, неповинни бо есте, не достойни смерти, а ополчился есть на великого князя, а отъ васъ ничего же иного требуетъ, но токмо изыдете въ стретение его со княземъ вашимъ, съ легкими дары, хощетъ бо градъ сей видети, а вамъ всемъ даетъ миръ и любовь! А князи суздальстии правду [клятву] хрестьяномъ даша, яко не блюстися ничего.

 

Они же, емше сему веры и отверзше врата, выйдоша преже со княземъ лучший люди съ дары многыми, а по нихъ чинъ священническы. И тако погании преже убиша князя Остея тайно.

 

А потомъ приидоша ко вратом града и начаша вся безъ милости сечи, священниковъ и прочихъ хрестьянъ, а святыя иконы потопташа, и тако въ все врата въ градъ внидоша, а инии по лествицамъ. И тако вскоре градъ взяша, а хрестьяне вся изсекоша, множество бо ихъ, и всемъ окаяннымъ плеча измокоша, секуще. И тако разграбиша вси церкви, а хрестьянъ прибегшихъ изсекоша въ нихъ; такоже вся казны княжеския взяша, и всехъ людей, иже бяху со многыхъ земль сбеглися, то все взяша.

 

Взятъ же бе градъ августа 26, въ 7 час дни, въ четвергъ, и огнемъ попаленъ. А люди изсечены, а инии пленены, а инии згореша, а инии истопоша, а инии въ трупьи и въ крови издушишася.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Се же не токмо единой Москве сотвориша, но и въ Володимери, и въ Переславли, и въ Юрьеве, и въ Звенигороде, и въ Можайсце, и во всехъ волостехъ все поплениша; а переславци сами на езеро бежаша, а градъ ихъ, пришедъ, сожгоша, токмо въ сихъ единъ сей [Тверь? Кашин?] не взятъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

Князь же велики тогда бе со княгинею и съ детьми на Костроме, а князь Володимеръ Андреевичь за Волокомъ стояше со многими людьми. И ту наехаша на нихъ татары, онъ же удари на нихъ, и тако многыхъ избиша ту, а иныхъ поимаша, а инии прибегоша къ Тахтамышу.

 

 

 

 

Он же убояся и нача помалу уступати отъ Москвы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Кипреянъ же митрополитъ тогда во Тфери бе, а мати княжя Володимерова и княгини его въ Торжку, а владыка коломенски Герасимъ въ Новегороде Великомъ [реальный Герасим, вместо мифического Сергия (в т.г. бывшего в переписке с Киприаном), вдохновлял Дмитрия на Куликовскую битву, – и сейчас именно он спасался от татарской мести]. А Тахтамыш, отшед от Москвы, и взя град Коломну, и перевезеся за реку, и взя всю землю Рязанскую, люди же поплени, а иных изсече, а Олег убеже.

 

Поиде же царь от Рязани и отпусти князя Семена къ отцу его Дмитрею съ посломъ своимъ Шихоматомъ, а другово, Василья, поведе съ собою въ орду. Посемъ же прииде князь великий и князь Володимеръ на Москву и видеша градъ пожженъ, а церкви разорены, а трупия мертвыхъ многа суща вельми, и многы слезы излияша, и повелеша телеса мертвыхъ погребати, и даваша от 80 мертвецовъ по рублю, и выиде того 300 рублевъ. Посемъ же князь великы отпусти рать свою на Ольга рязанского, онъ же беже, а землю его пусту сотвориша; пуще ему бысть татарской рати.

 

Того же лета князь великы посла во Тферь по Кипреяна митрополита Семена Тимофеевича и Михаила Морозова, и прииде октября 7.

 

Того же лета Михаило Тферьскы съ сыномъ Александромъ идее въ орду. Тое же осени прииде на Москву посолъ Карачь съ жалованиемъ къ великому князю от царя; онъ же повеле хрестьяномъ дворы ставити и городъ делати.

 

Тое же осени съеха съ Москвы Кипреянъ митрополитъ на Киевъ, разгневалъ бо ся на него князь великы, что не сиде в осаде.

 

 

 

Приведе изъ заточения Пимина на митрополью с честью. Тое же зимы Пиминъ постави епискупомъ Саву Сараю въ Переславци. Тогда же прииде изъ Царяграда Дионисеи…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПСРЛ, т. 23-й, с.с. 126-129

Тверской сборник

 

 

 

 

 

 

В лето 6889. Прииде Киприанъ митрополитъ на Москву. Въ лето 6890. Позолотилъ князь великий Михаилъ верхъ у святаго Спаса въ Твери.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Той же осени прииде, передъ Филиповымъ заговениемъ, Пиминъ митрополитъ изъ Царяграда, и князь великий не приалъ его, и клобукъ белой съ главы снялъ. И разведоша дружину его, и послаша его въ Галичь, и тамо пребысть лето, и на Чухомле; съ Чюхомлы приведоша его въ Тверь.

 

Той же зыми знамение проявляшеся на востоце, акы столпъ огненъ, звезда копейнымъ образомъ, прознаменаа горкое пришествие Тахтамышево на Рускую землю.

 

 

 

Въ лето 6890.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Родися великому князю Дмитрею сынъ Андрей.

 

 

 

 

 

 

 

Того же лета поиде царь Тахтамышь на великого князя Дмитреа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А Олегъ Рязанскый указа ему броды на Оце. То слышавъ князь великий побежа на Кострому. А царь 1-е Серпуховъ сожже, и поиде къ Москве.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Людие сташа вечемъ, митрополита и великую княгиню ограбиша, и одва вонъ изъ града пустиша.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И прииха на Москву князь Остей Литовскый, внукъ Ольердовъ, окрепи люди, затворися въ граде.

 

 

 

 

 

 

А на третий день оже идетъ ис поля рать Татарскаа. И сташа близъ града, акы 2 перестрела. И рекоша: Есть ли Дмитрей въ граде? И изъ града реша: Нетъ! И начаша пианици ругатися, кажуще имъ срамы своа, мняхуть бо толко силы есть; они же на градъ саблями махаху. И того дни къ вечеру тии полци отступили; и шедъ взяша Володимеръ и Суздаль, а инии Переяславль.

 

Месяца августа 20 день царь прииде къ Москве съ бесчислеными вои. И видевше [его] со града - убояшася зело. И скоро такы поидоша къ граду, и стрелы пустиша, зрети не дадуще много - на градъ отъ стрелъ падааху, а инии по лестницемъ на градъ хотеша лезти. И льяхуть на нихъ воду, въ котлехъ на граде варячи. И Татарове въ вечернюю годину отъ града отступиша.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Царь же стоа 3 дни, а на 4-й день облъга Остеа.

 

 

 

Въ полъобеда приихаша Татарове ко граду, съ ними два князя Нижняго Новагорода, Василей да Семенъ Дмитрееви дети Костянтиновича. Татарове глаголють: Пришелъ царь своего холопа показнити Дмитреа, а ныне убеглъ, и царь вамъ повестуетъ: Азъ не пришелъ улуса своего истерети, но соблюсти, а градъ отворите, азъ васъ хощу жаловати! А князи глаголаху: Мы вамъ крестъ целуемъ, царь хочетъ жаловати!

 

 

 

 

 

Князь Остей выиде изъ града съ многыми дары, а священический чинъ со кресты; и въ томъ часе подъ градомъ убиша Остеа, а честныя иконы на земли легоша одраны.

 

И поидоша, секучи, въ градъ, а инии по лествицамъ на градъ, а гражане сами градъ зажгоша, и бысть ветръ силенъ. И бе огнь на градъ и мечь!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И бысть взятъ градъ августа 26 день, при часе 8 дню. Си вся учинися грехъ ради нашихъ, и бысть въскоре все прахъ, а въ пленъ поведоша, акы скотъ. И хотеша ити ко Твери, и посла князь великий Михайло Гурленя предъ царемъ; они же изымавъ быша, и поставиша Гурленя предъ царемъ, и царь повеле грабежъ изыскати, и отпустивъ его съ жалованиемъ къ великому князю Михаилу, съ ярликы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И поиде царь съ Москвы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А князь великий Дмитрей поиха на Москву, и виде изгыбель, пача плачь великъ, и горко стогнание.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А Киприанъ митрополитъ приихалъ въ Тверь изъ Новагорода Великого, и оттоле на Москву.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Той же осени князь великий Михаилъ Тферскый поиде въ Орду, сентября в 5 день, а съ нимъ сынъ его князь Александръ.

 

 

 

 

 

Той же осени не въсхоте князь великий Дмитрей Кыприяна митрополита, и Кыприанъ поихавъ въ Киевъ.

 

 

 

 

А Пимена съ честию проведе съ Твери на Москву, и бысть митрополитъ всеа Руси.

 

<далее цитирую, не приводя параллельных текстов>

В лето 6891. Князь великий Дмитрей посла сына своего Василиа въ Орду. Той же осени бысть знамение, сентебра въ 23: тма бысть грозна въ 1 часъ дни, попле акы туча съ западныа страны скоро велми, и покрачи светъ до 3-а годыны; птици летающеи падаху на земли, и не доведааху людие, что се есть, зане облакы желты сущее и тонковидны зело. Се же знамение не добро поведаютъ, якоже при Антиохове нахождение на Иерусалимъ человеци являхуся на въздусе въоружине и колеснице; (по инымъ же странамъ тогда облаки прехожаху), и бысть много на Киевъ.

 

Въ лето 6892.

 

Въ лето 6893. Князь великий Михайло жени сына своего князя Бориса у Святослава Смоленскаго, а князя Василиа у князя Володимера Киевскаго и венчаша и въ Тфери, въ святомъ Спасе.

 

Въ лето 6894, месяца марта в 22 день, Святославъ, князь Смоленскый поиде съ силою великою…

ПСРЛ, т. 15-й, с.с. 441-442

И невооруженным глазом заметно, что первичен Тверской рассказ (хотя и дошедший лишь в поздних списках), официальный и деловой (рассказ злейших врагов Низовской Руси, разорившей Тверь в 1375 г.!). Это видно, напр., по продвижению в пространных рассказах сообщения о взятии Серпухова (столицы Владимира Андреевича, героя Куликовской битвы). Низовские летописцы распространяли текст от смысловой точки – известия о выступлении Тохтамыша, отодвигая, соответственно, серпуховское известие дальше и дальше вниз.

По шаблону великокняжеской Тверской (возможно, удельной Кашинской) летописи возникла Московская (княжеская) интерпретация событий, «опубликованная» в «Летописце 72 язык» (Ермолинский и Уваровский списки) и Московской летописи. Своей летописи – после тохтамышева разорения столицы, московский летописец, повидимому, не имел, в Владимирском Летописце, сохраняющем великокняжеское московское летописание, вместо снабженной многими деталями повести, стоит лишь краткая справка: «В лето 6890. Месяца августа 23 день приходилъ Тактамыш царь на Русскую землю, и пленил землю Русскую и град Москву взял, пленилъ и пожже; и тако попущение от бога грех ради наших на нас» [ПСРЛ, т. 30-й, с.128].

Московская (Ермолинская) летопись использовала, по-видимому, тверской шаблон из Кашина (почему в низовских летописях оказалось известие о смерти князя провинциального удела), где князья соперничали за Тверской великокняжеский стол с своими тверскими родичами (противоположная гипотеза выдвинута Г.М.Прохоровым: московская администрация в 1390-х предоставила экземпляр общерусской летописи Кашинско-Тверскому княжескому дому). Другой след Кашинской летописи сохраняется в Хронографе 1599 г. и Костромской летописи, в финале гл-ки «О Евпатии Коловрате», где исходный [см.: http://www.zrd.spb.ru/letter/2012/letter_0025.htm ] низовский перечень разоренных Батыем, после взятия в февр.1238 Владимира, городов исчисляется наблюдателем, по-видимому ведшим отсчет с позиции кашинского наблюдателя. Она могла быть принесена в Москву, например, потомками Тверских князей на великокняжеской службе – князьями Микулинскими, проникновенно поминаемыми в Казанском Летописце, а гибель их – привела к утрате этого интереснейшего источника…

И уже после написания повести о Тохтамыше в Москве, используя Кашинско-Московскую редакцию - наряду с собственным (новгородским, где назван Дмитров?) [см. ПСРЛ, т. 3-й, с.379] источником - написал повесть церковный писатель, видимо нижегородский, смотревший на события взглядом из митрополии, считая своим государем – политическим владыкой (царем) именно Тохтамыша. Потому, о многом он умалчивал, скажем, о вырезании тем русских купцов на Волге (сказав лишь об ограблении их), местами меняя последовательность событий, некоторые же маскируя. О разведчиках, засланных Московским князем в Орду, он вообще не знал. Это не опровергает исторического постулата о вражде Православной (византийской) церкви с темником Мамаем, но ставит под сомнение Ее претензии, на какую-либо роль в освобождении Руси из золотоордынского рабства.

Княжеский же беллетрист, в отличье от митрополичьего, именует татарина царем не с бОльшим почтением, нежели Батыя - автор «Повести о разорении Рязани».

Любопытно, что для церковного повествователя главный враг – Олег Рязанский. Роль Суздальских княжичей он старательно скрывает. Это любопытно, но неудивительно: до 1380 г. Рязанский Вел.князь был первым противником татар, отражая удары зачастую с двух сторон – с запада (москвичей) и с востока (ордынцев). Лишь сожжение Переяславля-Рязанского в 1379 году привело его к нейтралитету в войне варварских агентов влияния греческого царя и патриарха (язычников и православных) с магометанами.

Тогда как суздальско-нижегородские князья, традиционно (с эпохи Андрея Городецкого), были союзниками ордынцев, воевав лишь против темников Мамая и Арабшаха (Арапши) – противников хана Сибирских татар Тохтамыша, провозглашенного Золотоордынским «царем». Стоявший за темниками Тимурленг – был, правда, врагом Баязета Молниеносного, разгром того – отсрочил завоевание турками Балкан на полвека.

Но это, как раз, православных византийских подвижников, полагавших чалму лучшим головным убором, нежели папская тиара, и строивших, подобно священнику Даниле Сысоеву, планы обращения турок в православие [см. «История Византии», 1967, т. 3-й], волновало менее всего, – напротив, перспектива разгрома турками славянских королевств, возникших на землях древнеримских колоний, им была несказанно симпатична. «В работе Г.Г.Литаврина «Византия в период гражданской войны и движения зилотов» читаем: «Паламиты не видели турецкой угрозы. Они сеяли иллюзии, говоря о возможности обращения турок в христианство и превращения их в новых подданных. Идеология смирения перед турками – паламизм – сыграла зловещую роль в истории борьбы с турецкой агрессией». …К оценкам паламизма как идеологической силы, прокладывавшей путь турецкой экспансии в Византию, приходит и западный историк-исламовед Г.Э. фон Грюнебаум» [А.И.Клибанов «Духовная культура средневековой Руси», 1996, с.113].

Русский народ – в далеком Новгороде никак не связанный с вопросами политики Оковских княжеств, а с Вел.князем Московским враждовавший, напротив, виновниками катастрофы считал - Суздальских князей, что запомнил былинный эпос [см. С.Н.Азбелев «Куликовская битва в народной памяти», СПб, 2011, с.с. 223-224]. Это некоторый комментарий - к обыденному предположению, выдаваемому за бесспорную «истину», о всероссийском значении Троице-Сергиева монастыря, - где списывалась (по захваченному в 1392 г. войсками ордынцев и их литовско-русского вассала Василия Дмитриевича нижегородскому оригиналу), редактировалась и где хранилась Троицкая летопись, - значении, будто бы, ощущавшемся Русским народом уже в ХIV – ХV веке [ср.: А.С.Хорошев «Политическая история русской канонизации», М., 1986, с.106] .

Понимание этих противоречий вообще отсутствовало в советской историографии – и отсутствует доныне, в псевдоисторической «фоменковской» публицистике, где Монголия - отождествляется с Монгольской Народной Республикой ХХ века (государством, возникшим в 1910-х г.г., лишь постольку, поскольку на эти днесь пустынные земли никто больше не претендовал). С тем же успехом можно Римскую империю отождествлять с Государством Ватикан, а последнее – с «ромейской» Трапезундской империей.

Реально, в ХIV в. в Понтийском регионе распоряжались генуэзцы. Именно они арендовали (на много поколений вперед) византийские таможни берегов Геллеспонта – источник бытия Византийской государственности, всю ее историю, и в боях 1453 г. за Царьград (о котором до сих пор скорбит немало т.наз. «русских патриотов»!) итальянцев погибло больше, чем греков.

Батыево нашествие - уничтожило традиционный (с VII века) торговый путь с Востока на Запад, шедший через Русь, по Волге и Волхову. Теперь с Руси вновь, как во времена Хазарского каганата, лишь вывозили рабов – которыми генуэзцы снабжали не только Грецию и Италию (о чем упоминает Петрарка), но даже мусульманский Египет, даже Индию Туглакидов! Индо-мусульманские сочинения по домоводству той поры высоко ценят наложниц из народа Рос, правда, отмечая при этом их холодность к черным господам, неподобающую рабыне.

Исправлять положение, сложившееся на Руси, после разорения Царьграда фрягами, в 2-й\2 ХIII – нач. ХIV в.в. взялись Русские митрополиты Кирилл, Максим, Петр, Феогност (характерно, что первые и сами были русскими, впервые с сер. ХI в.). Но их политика реставрации Владимирской государственности - была в сер. ХIV в. разрушена, ввиду рабства Русской церкви грекам, после победы в Константинополе паламитского толка политического православия – разорвавшего связи диссидентов византийской имперской дипломатии с венецианцами, сопениками генуэзцев (и их партнеров), владевшими на Черном море Таной (Азов).

Между прочим, знаменитая Троица – это икона, до ХVI в. новгородская, лишь по плохой традиции ХIХ века приписываемая московскому боярину-иноку Рублеву, писавшему консервативно; в действительности – она создана мастером венецианской возрожденческой школы, последователем Джотто [А.Никитин "Кто написал "Троицу Рублёва"?" «Наука и Религия», №8-9, 1989]. Ее ближайший аналог – росписи 1390-х г.г. церкви абхазского села Лызлы, неподалеку от Азова… В Новгород, возможно, ее привезли, из своих походов, вниз по матушке, по Волге, новгородские ушкуйники – в те годы воевавшие именно с «царем» татарским [см.: А.Б.Широкорад «Русские пираты», М., 2007, гл-ка 2-я].

Созданная фальсификаторами истории легенда о поддержке Мамая, врага татарского «царя» Тохтамыша (а значит, также и греческого императора), генуэзцами - разрешается известием, что в действительности - его поддерживали венецианцы, генуэзские соперники, предоставив ему отряд наемников [Р.Г.Скрынников «Святители и власти»]. С ними вынуждены были сражаться русские воины, вместо того, чтобы перейти на их сторону.

В летописи попало не всё. Захватив Москву, татары сооружали пирамиды из отрубленных голов москвичей (деяние, среднеазиатскими легендами приписываемое Тимурленгу). "Во время раскопок в Кремле на краю холма нашли груды костей и черепов, перемешанные с землей в полном беспорядке. В некоторых местах количество черепов явно не соответствовало остальным костям скелетов. Очевидно, что в свое время такие места служили погребальными ямами, в которых в беспорядке были схоронены части разрубленных трупов. По-видимому, это те ямы, где погребались останки несчастных жертв, погибших при взятии Москвы татарами в 1382 г. 107) Тохтамышево разорение надолго сделалось памятной датой для Москвы 108), и о нем вспоминали в течение, по крайней мере, двух столетий" [http://www.protown.ru/russia/city/articles/articles_1681.html].

…Списав с ошибками сообщение об отправке Суздальских княжичей к татарам, владычный летописец выбросил сообщение об их роли в сдаче Москвы – роли предателей и клятвопреступников, дезориентировавших слабо разбиравшегося в субординации князей Великороссии Остея. <Очевидно посланца не Витовта, а Ягайлы - друга Мамая и латинян\врага Тохтамыша и православных, привыкшего к достоинству акта клятвы и  крестоцелования…> Язычник, видимо, положился на рекомендации «святителей» государственной религии своего московского сюзерена…

Р.Жданович

Приложение 1.

Ниже Повесть о Тохтамыше воспроизводится по Карамзинской летописи – в том компилятивном виде, в каком она была подготовлена в начале ХV века к внесению в митрополичий летописный свод. Здесь уже нет скрытых симпатий к князьям павшего Суздальско-Нижегородского княжества. Ушедший мавр сочувствия не достоин.

Инвективы же Олегу Рязанскому - с сей стороны (тем более, что редакция повести широко цитирует «Повесть о разорении Рязани», на что обратил внимание Д.С.Лихачев, добавим – одновременно в основной и хронографической редакциях, располагая рядом списков), здесь - оказываются совсем смешным цинизмом, впрочем, характерным для греческой церковной иерархии, и мы приводим это сочинение, как образец православного литературного курьеза.

«Бысть некое проявление по многы нощи: являшеся таково знамение на небеси на въстоце пред раннею зарею — звезда некаа, аки хвостата и аки копейнымъ образомъ, овогда в вечерней зари, овогда же въ утреней; то же многажды бываше. Се же знамение проявляше злое пришествие Тахтамышево на Рускую землю и горкое поганых татаръ нахожение на христианы, яко же и бысть гневомь божиимь за умножение грехов наших.

Бысть въ третие лето царства Тахтамышева, царствующу ему въ Орде и в Сараи. И того лета царь Тахтамыш посла слуги своя в град, нарицаемый Блъгары, еже есть на Волзе, и повеле торговци рускиа и гости христианскыа грабити, а суды их и с товаромъ отимати и провадити к собе на перевоз. А самъ потщася съ яростию, събрав воя многы, и подвижеся к Волзе, съ всею силою своею. Перевезеся на сию страну Волги, съ всеми своими князьми - з безбожными вои, с татарскими плъки. И поиде изгономъ на великого князя Дмитриа Ивановича и на всю Русь. Ведяше же рать внезапу из невести умениемъ тацемъ злохитриемъ — не дающи вести преди себе, да не услышано будет на Руси устремление его.

И то слышав, князь Дмитрий Костянтинович Суждалскый посла к царю Тахтамышу два сына своя, Василья да Семена. Они же, пришедше, не обретоша его, беаше бо грядя борзо на христианъ, и гнаша вслед его неколико днии, и переяша дорогу его на месте, нарицаемемъ Сернаце, и поидоша по дорозе его съ тщаниемь, и постигоша его близ пределъ Рязанскыа земля. А князь Олегъ Рязанский срте царя Тахтамыша преже даже не вниде в землю Рязанскую, и бивъ ему челомъ, и бысть ему помощникь на победу Руси, но и споспешник на пакость христианом. И ина некаа словеса изнесе о томъ, како пленити землю Рускую, како бес труда взяти каменъ град Москву, како победити и издобыти князя Дмитриа. Еще же к тому обведе царя около всей своей отчине, Рязанские земли, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помагаше.

А в то время позде некако си, едва прииде весть князю великому, възвещающу татарскую рать, аще бо и не хотяше Тахтамышь, дабы кто принеслъ весть на Русь о его приходе, того бо ради вси гости руские поимани быша и пограблени, и удержани, дабы не было вести Руси. Но обаче суть неции доброхоты на пределех ордынских на то устроени, поборници суще земли Рустеи. Слышав же князь великый таковую весть, оже идеть на него самь царь въ множестве силы своея, нача сбирати воя и съвокупляти плъки своя, и выеха из града Москвы, хотя ити противу татаръ. И ту начашя думу думати князь же Дмитрий с прочими князьми рускими, и с воеводами, и с думци, и с велможи, с бояры старейшими, и всячьскы гадавше. И обретеся въ князех розность, и не хотяху пособляти друг другу, и не изволиша помагати брат брату, не помянушя Давидова пророка, глаголюща: Се коль добро и коль красно, еже жити братии вкупе», и другому присно помнимому, рекшу: Друг другу посабляа и брат брату помагаа, яко град твердъ», бывшу же промежи ими не единачеству, но неимоверству! И то познав, и разумевъ, и разсмотревъ, благоверный бысть в недоумении и в размышлении велице, и убояся стати в лице противу самого царя. И не ста на бой противу его, и не подъя рукы на царя, но поеха в град свой в Переяславль, и оттуду — мимо Ростова, и, паки реку, вборзе на Кострому. А Киприанъ митрополит приеха на Москву.

А на Москве бысть замятня велика и мятеж великъ зело. Бяху людие смущени, яко овца, не имуще пастуха, гражанстии народи възмятошася и въсколибашася якои пьани. Овии седети хотяху, затворившеся въ граде, а друзии бежати помышляше. И бывши промежи ими распри велице: овии с рухлядью въ град вмещахуся, а друзии из града бежаху, ограблени суще. И створиша вече, позвониша въ вся колоколы. И всташя вечемь народи мятежници, недобрии человецы, людие крамолници: хотящих изити из града не токмо не пущаху вонъ из града, но и грабяху, ни самого митрополита не постыдешася, ни бояръ лучших не усрамишася, ни усрамишася сединъ старець многолетных. Но на вся огрозишася, ставше на всех вратех градскихъ, сверху камениемь шибаху, а доле на земли с рогатинами, и с сулицами, и съ обнаженымъ оружиемь стояху, и не дадуще вылести из града, и едва умолени быша позде некогда выпустиша их из града, и то ограбивше.

Граду же единаче в мятежи смущающуся, аки морю мутящуся в бури велице, и ниоткуду же утешениа обретающе, но паче болших и пущих золъ ожидаху. Сим же тако бывающимъ, и потом приеха к нимь въ град некоторый князь литовьскый, именемь Остей, внукъ Олгердов. И тъй окрепивъ народы, и мятеж градный укротивъ, и затворися с ними в граде въ осаде съ множествомъ народа, с теми, елико осталося гражан, и елико бежанъ збежалося с волостей, и елико от инех градов и от странъ. Приключишася в то время бояре, сурожане, суконники и прочии купци, архимандрити и игумени, протопопы, прозвитеры, дьяконы, черньци, и всякъ възрастъ — мужескъ пол и женескъ, и съ младенци.

Князь же Олегъ обведъ царя около своей земли и указа ему вся броды, сущаа на реце на Оце. Царь же перешед реку Оку и преже всех взя град Серпохов и огнемь пожже. И оттуду поиде к Москве, напрасно устремився, духа ратнаго наполнися, волости и села жгуще и воююще, а народ христианский секуще и всяческы убивающе, а иныи люди в полон емлюще. И прииде ратью к граду Москве. А сила татарскаа прииде месяца августа 23 в понедельник. И приехавши не вси плъци к граду, начаша кличюще въпрашивати, въпиюще и глаголюще: Есть ли зде князь Дмитрий? Они же из града с заборолъ отвещавше, рекошя: Нетъ! Татарове же, отступивше недалече, и поехаша около града, обзирающе и разсматряюще приступы и рвы, и врата, и забралы, и стрелници. И пакы стояху, зряще на град.

А тогда в граде внутрьуду добрии людие моляхуся Богу день и нощь, предстоаще посту и молитве, ожидающе смерти, готовляхуся с покааниемь, и с причастиемь, и слезами. Неции же недобрии человеци начаша обходити по дворомъ, износяще ис погребов меды господьскиа и съсуды сребреныа, и стькляници драгыа, и упивахуся даже и до пиана, и к шатанию дерзость прилагаху, глаголюще: Не устрашаемся нахожениа поганых татаръ, селикъ твердъ град имущи, еже суть стены камены и врата железна! Не терпят бо ти долго стояти под градом нашимъ, сугубь страх имуще, изнутрь града — бойци, а извне — князей наших съвокупляемых устремлениа боятся! И пакы възлазяще на град, пиани суще шатахуся, ругающеся татаромъ, образомъ бестуднымъ досажающе, и некаа словеса износяще, исплънь укоризны, и хулы, и кидаху на ня, мняху бо толико то и есть силы татарские. Татарове же прямо к нимь на градъ голыма сабли машуще, образом аки тинаху, накивающе издалече.

И в той день к вечеру ти полци от града отступиша, и на утриа самь царь приступи съ всею силою и съ всеми полки своими под град. Гражане же з града узревше силу велику и убояшася зело. Татарове же такъ и поидоша к граду. Гражане же пустишя на ня по стреле, и они паче стреляше, и идяху стрелы их на град аки дождева тучя умножена зело, не дадуще ни прозрети. И мнози на граде стояще и на забралех от стрелъ падаху, одоляху бо татарскыа стрелы паче, нежели гражанскыа, бяху бо у них стрелци горазди вельми. Ови от них стояще стреляху, а друзии скоро рищуще изучени суще, инии на коне борзо гоняще на обе руце, и пакы и напред и назадъ скорополучно без прогрехы стреляху. А друзии от них, створше лествици и присланяюще я, лазяху на стены. Гражане же воду в котлех варяще кипятню и льяху на ня, и тако възбраняхуть им. Отшедшим же симь, и пакы приступльшимъ. И тако по три дня бьяхуся промеж собою пренемагающеся. Егда бо татарове приступаху к граду, близ приступающе к стенамъ градскимь, тогда гражане, стрегущи града, супротивишася имъ везбраняюще: ови стрелами стреляху съ заборол, овии же камениемь шибаху на ня, друзии же тюфяки пущаху н них, а инии самострелы, напрязающе, пругаху и порокы. Есть же неции, егда и самыа ты пушки пущаху. В них же бе единъ некто гражанинъ москвитин, суконникь, именемь Адамь, иже бе над враты Фроловскими приметив и назнаменав единого татарина нарочита и славна, иже бе сынь некоего князя ордынского, напрягъ стрелу самострелную, юже испусти напрасно, еюже и унзе и в сердце гневливое, въскоре и смерть ему нанесе. Се же бысть велика язва всемъ татаромъ, яко и самому царю стужити о семь. Сим же тако бывающим, царь стояв у града 3 дни, а на 4 день оболга князя Остея лживыми речми и лживымь миромъ, и вызва его вонъ из града, и уби его пред враты града, а ратемь своимъ всемь повеле оступити град съ вси стороны.

Какова же бысть облесть Остею и всемь гражаномъ, сущимъ въ осаде? И понеже царю стоявшу 3 дня, а на 4 и наутриа, в полобеда, по повелению цареву приехаша татарове нарочитии, болшии князи ордынские и рядци его, с ними же два князя суждалскые, Василей да Семенъ, сынове князя Дмитриа Суждальского. И пришедше под град, приближившеся близ стенъ градскых по опасу, и начашя глаголати к народу, сущему в граде: Царь вас, своих люди, хощет жаловати, понеже неповинни есте, и несте достойни смерти, не на вас бо воюя прииде, но на Дмитриа, ратуя, оплъчися, вы же достойни бысте милованиа! Иного же ничто же не требуеть от вас, развее токмо изыдете противу его въ стретение ему с честью и з дары, купно и с своимъ княземь, хощет бо видети градъ сей и в онь внити, и в немь побывать, а вамъ дарует миръ и любовь свою, а вы ему врата градные отворите! Такоже и князи Нижняго Новаграда глаголаху: Имете веры намъ, мы есмы ваши князи христианскые, вамъ на томъ правду даемъ! Народи же гражанстии веруяшя словесемъ их, си помыслиша и прелстишася, ослепи бо их злоба татарскаа и омрачи я прелесть бесерменскаа; ни познашя, ни помянуша глаголющаго: Не всякому духу веру имеете! И отвориша врата градная, и выйдошя съ своимъ княземь и с дары многими к царю, такоже и архимандритове, игумени и попове съ кресты, и по них бояре и лучшии мужи, и потом народъ и черные люди.

И в томъ часе начашя татарове сечи их по ряду напрасно. Преже всех их убиенъ бысть князь Остей пред градом, и потом начаша сечи попов и игуменов, аще и в ризах съ кресты, и черных люди. И ту бяше видети святыа иконы повержены и на земли лежаща, и кресты честныа без чести небрегомы, ногами топчемы, обоиманы же и одраны. Татарове же поидоша пакы в град, секуще, а иные по лествицамь на град взидоша, никому же възбраняющу съ забрал, не сущу забралнику на стенах, и не сущу избавляющу, ниже спасающу. И бысть внутрь града сечя велика, а внеуду такоже. Толико же сечаху, дондеже руце их и плеща их измолкошя, и сила их изнеможе, сабли их не имут — остриа их притупишася. Людие крстьяньстии, сущии тогда в граде, бегающе по улицамъ семо и овамо, скоро рищуще толпами, въпиюще и глаголюще, и в перси своя бьюще. Негде избавлениа обрести, и негде смерти избыти, и несть где остриа меча укрытися! Оскуде князь и воевода, и все воинство их потребися, и оружиа их до конца исчезоша! Ови в церквах съборных каменных затворишася, но и тамо не избыша, безбожнии бо силою разбиша двери церковныа и сих мечи изсекошя. Везде же крикъ и вопль великь страшенъ бываше, яко не слышати друг друга въпиюща, множеством народа кричаща. Они же, христиан изводяще изъ церкви, лупяще и обнажающе, сечаху, и церкви съборныа разграбиша, и олтаря святыа места попраша, и кресты честныа и иконы чюдные одрашя, украшеныя златомъ и сребромъ и женчюгом и бисеромъ, и камениемь драгымъ; и пелены, златомъ шитыя и женчюгомъ саженыа, оборвашя, и съ святых икон кузнь съдравше, а святыя иконы попрашя, и съсуды церковныа служебныа священныа, златокованыя и сребряныя, многоценныа, поимашя, и ризы поповскыа многоценныа расхитиша. Книг же много множество снесено съ всего града и из селъ в соборных церквах до стропа наметано, спроважено съхранениа ради — то все без вести сътвориша. Что же изърцемь о казне великаго князя, яко и тоя многоскровеное скровище скоро истощися, и велехранное богатство и богатотворное имение быстрообразно разнесено бысть.

Приидемъ в сказание и прочих и многыхъ бояръ старейшихъ: их же казны долговременствомъ сбираемы и благоденьствомъ наплъняемы, и хранилища их исплънь богатства и имениа многоценнаго и неизчетнаго — то все взяша и понесоша. И пакы другыа сущии в граде купци, яже суть богатии людие, храмины ихъ наполнены всякого добра, и клети их нанесены всякого товара разноличнаго — то все взяша и расхитиша. Многы монастыри и многы церкви разрушиша, въ святыхъ церквах убийство сдеяша, и въ свящанных олтарех кровопролитие створиша окааннии, и святаа места погании оскверниша. Якоже пророкъ глаголаше: Боже, приидошя языци в достоание Твое, и оскверниша церковь святую Твою, положиша Иерусалима яко овощное хранилще, положиша трупиа рабъ Твоих — брашно птицам небеснымь, плоти преподобных твоих — зверемь земнымъ, пролиашя кровь их, яко воду, окрестъ Москвы, не бе погребаяи, и девиця их не осетованы быша, и вдовица их не оплакани бышя, и священницы их оружиемь падошя. Была бо тогда сечя зла зело, и мното безчисленое множество ту паде трупиа руси, от татаръ избиеных, многых мертвых лежаху телеса, мужи и жены не покровены. И ту убиен бысть Семенъ, архимандрит Спасьскый, и другый архимандрит Иаков, и инии мнози игумени, попове, дьякони, крилошане, четци, певци, черньци и простци, от юнаго и до старца, мужска полу и женска. Ти вси посечени бышя, а друзии огнемь изгореша, а инии в воде истопоша, а инии множайшии от них в полон поведени быша и в работу поганскую, и въ страну татарскую пленени бышя. И бяше видети тогда в граде плач и рыдание, и вопль многъ, слезы неисчетенныа, крикъ неутолимый, стонание многое, оханье сетованное, печаль горкаа, скорбь неутишимая, беда нестерпимаа, нужа ужаснаа, горесть смертнаа, страх, трепет, ужасъ, дряхлование, изчезновение, попрание, безчестие, поругание, посм?ание врагов, укоръ, студ, срамота, поношение, уничижение.

Си вся приключишася на христианскомь роде от поганых за грехы нашя. И тако вскоре злии взяша градъ Москву месяца августа въ 26 на память святого мученика Андреана и Натальи въ 7 час дни в четверг по обеде. Товаръ же и всяческаа имениа пограбишя, и град огнемь зажгоша — град убо огню предашя, а людии — мечю. И бысть оттоле огнь, а отселе мечь: овии, огня бежаща, мечем умроша, а друзии — меча бежаще, въ огни сгореша. И бысть имъ четверообразнаа пагуба: пръвое — от меча, второе — от огня, третие — в воде потопоша, четверътое — въ пленение поведени быша.

И бяше дотоле, преже видети, была Москва град великъ, град чюденъ, градъ многочеловеченъ, в нем же множество людий, в нем же множество господьства, в нем же множество всякого узорочья. И пакы въ единомъ часе изменися видение его, егда взят бысть, и посеченъ, и пожженъ. И видети его нечего, разве токмо земля, и персть, и прах, и пепел, и трупиа мертвых многа лежаща, и святыа церкви стояще акы разорены, аки осиротевши, аки овдовевши.

Плачется церкви о чядех церковных, паче же о избьеных, яко матере о чадех плачющися. О, чада церковнаа, о, страстотерпци избъении, иже нужную кончину подъясте, иже сугубую смерть претръпесте — от огня и мечя, от поганых насилства! Церкви стоаше не имущи лепоты, ни красоты! Где тогда красота церковнаа, понеже престала служба, еюже многа блага у Господа просимъ, престала святаа литургиа, престала святаа просфира приношение, еже на святомъ жрътвнице, престала молитва заутреняа и вечерняа, преста гласъ псалму, по всему граду умлъкоша песни! Увы мне! Страшно се слышати, страшнее же тогда было видети! Греси наши то намъ створиша! Где благочиние и благостоание церковное? Где четци и певци? Где клиросници церковнии? Где суть священници, служащии Богу день и нощь? Вси лежать и почиша, вси уснуша, вси пос?чени быша и избьени быша, усечениемь меча умрошя. Несть позвонениа в колоколы, и в било несть зовущаго, ни текущаго; не слышати в церкви гласа поюща, несть слышати славословиа, ни хвалословиа, не бысть по церквамъ стихословиа, и благодарениа. Въистину суета человечьскаа, и бысть всуе мятежь человечьскый. Сице же бысть конець московскому пленению.

Не токмо же едина Москва взята бысть, но и прочии гради и страны пл?нени быша. Князь же великый съ княгинею и съ детми пребысть на Костроме, а брат его Володимеръ на Волоце, а мати Володимерова и княгини в Торжъку, а Герасимъ владыка коломенскый в Новград. И кто нас, братие, о семь не устрашится, видя таковое смущение Руской земли! Якоже Господь глагола пророкомъ: Аще хощете послушаете мене — благаа земнаа снесте, и положю страх вашь на вразех ваших. Аще ли не послушаете мене, то побегнете никимже гоними, пошлю на вы страх и ужасъ, побегнет васъ от пяти сто, а от ста — тма.

Елма же царь распустил силу татарскую по земли Руской воевати княжение великое, овии, шедше к Володимерю, многы люди посекошя и в полон ведошя, а инии плъци ходишя къ Звенигороду и къ Юрьеву, а инии к Волоку и к Можайску, а друзии — к Дмитрову, а иную рать послалъ на град Переяславль. И они его взяша и огнемь пожгоша, и переяславци выбегоша из града, а град покинув и на озере избыша в судех. Татари же многы грады поимаша, и волости повоевашя, и села пожгошя, и манастыри пограбишя, и христианъ посекошя, а иных в полон сведошя, и много зла Руси створишя.

Князь же Володимеръ Андреевич стояше оплъчився близъ Волока, събравь силу около себе. И неции от татаръ не ведуще его, ни знающе наехаша на нь. Он же о Бозе укрепився и удари на нихъ, и тако милостию Божиею овых уби, а иных живых поима, а инии побегоша, и прибежашя к царю, и поведашя ему бывшее. Он же с того попудися и оттоле начатъ помалу поступати от града. Идущу же ему от Москвы, и ступи ратью к Коломне, и ти, шед, взяша град Коломну и отидошя. Царь же перевезся за реку за Оку и взя землю Рязанскую, и огнем пожже, и люди посече, а инии разбегошася, и множество безчисленое поведе в Орду полона. Князь же Олегъ Рязанскый то видевь и побеже. Царь же къ Орде идуще от Рязани, отпусти посла своего, шюрина Шихмата, къ князю Дмитрию Суждальскому вкупе съ его сыномъ, съ княземь Семеном, а другаго сына его, князя Васильа, поят с собою въ Орду.

Отшедшим же татаром, и потом не по мнозех днех благоверный князь Дмитрий и Володимеръ, коиждо с своими бояры старейшими, въехаста в свою отчину, в град Москву. И видеша град взят, и плененъ, и огнемь пожженъ, и святыа церкви разорены, а людий побитых трупиа мертвыхъ без числа лежаще. И о семь сжалиси зело, яко и расплакатися има съ слезами. Кто бо не плачется таковыа погибели градныа! Кто не жалуеть толика народа людий! Кто не послужит о селице множестве христианъ! Кто не сетуеть сицеваго пленениа и скрушениа!

И повел?ша телеса мертвых хоронить, и даваста от 40 мрътвець по полтине, а от 80 по рублю. И съчтоша того всего дано бысть от погребаниа мертвых 300 рублев. А опрочь того, елико зделаша татари напасти же и убытка Руси и княжению великому! Елико сотвориша протора своимь ратнымъ нахожениемь, колико град плениша, колико злата и сребра и всякого товара взяшя и всякого узорочьа, колико волостей и селъ повоевашя, колико огнемь пожгоша, колико мечемь посекошя, колико в полон поведоша! И аще бы мощно было то вси убытки, и напасти, и проторы исчитати, убо не смею рещи, мню, яко ни тысяща тысящ рублев не имет число!

Не по мнозех же днех князь Дмитрей посла свою рать на князя Олга Рязанского. Олег же въ мнозе дружине едва утече, а землю его Рязанскую до останка взяша и пусту створиша — пуще ему бысть и татарскые рати.

Тогда же бысть сущу Киприану митрополиту на Тфери, и тамо избывшу ему ратнаго нахожениа, и приеха на Москву октября 7.

Тое же осени приеха посол на Москву къ князю Дмитрию от Тахтамыша, именемь Карач, яже о миру. Князь же повеле христианам ставити дворы и съзидати грады.

Той же осенью приехал посол в Москву от Тохтамыша, именем Карач, к князю Дмитрию с предложением о мире. Князь же велел христианам ставить дворы и отстраивать города»…

Приложение 2.

Здесь в табличном виде публикуется текст Карамзинской летописи в сопоставлении (Табл.1) с Ермолинской и Тверской; Софийской, в сопоставлении с Ермолинской и Тверской (Табл.2); а также Карамзинской с Софийской (Табл.3).

Наиболее позднее происхождение Софийской, полагаемой в современных публикациях за основную, по-моему, становится очевидным. «Летописец Русский» (Троицкая летопись) и «Летописец 72 язык» (Ермолинская летопись) в повести о Тохтамышевом разорении независимо основывались на первоисточнике – Тверской летописи, внося в нее подробности, сообразно политическим тенденциям летописателя. Первому присуща суздальская, второму – московская тенденция. Сводчик общерусской митрополичьей летописи (Карамзинская летопись) компилировал материалы созденных ранее источников: Тверской, Ермолинской, Троицкой, с предпочтением, отдаваемым последней – монастырской летописи. Софийская использовала Карамзинскую летопись, оставшуюся черновой заготовкой (доныне дошла в копии 1490-х г.г., снятой в Новгороде, в 1650-х открытой архивистами и вывезенной в Москву). Редактура, ведшаяся после уничтожения Суздальско-Нижегородского княжества, воспощенная в Софийской летописи, выразилась в устранении суздальской тенденции (в частности, титулования великокняжеским титулом Суздальских князей).  

Карамзинская летопись

О пленении и о прихожении Тахтамыша царя, и о Московскомъ взятьи

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Бысть некое проявление по многы нощи: являшеся таково знамение на небеси на въстоце пред раннею зарею — звезда некаа, аки хвостата и аки копейнымъ образомъ, овогда в вечерней зари, овогда же въ утреней; то же многажды бываше. Се же знамение проявляше злое пришествие Тахтамышево на Рускую землю и горкое поганых татаръ нахожение на христианы, яко же и бысть гневомь божиимь за умножение грехов наших.

 

Бысть въ третие лето царства Тахтамышева, царствующу ему въ Орде и в Сараи. И того лета царь Тахтамыш посла слуги своя в град, нарицаемый Блъгары, еже есть на Волзе, и повеле торговци рускиа и гости христианскыа грабити, а суды их и с товаромъ отимати и провадити к собе на перевоз. А самъ потщася съ яростию, събрав воя многы, и подвижеся к Волзе, съ всею силою своею. Перевезеся на сию страну Волги, съ всеми своими князьми - з безбожными вои, с татарскими плъки. И поиде изгономъ на великого князя Дмитриа Ивановича и на всю Русь. Ведяше же рать внезапу из невести умениемъ тацемъ злохитриемъ — не дающи вести преди себе, да не услышано будет на Руси устремление его.

 

И то слышав, князь Дмитрий Костянтинович Суждалскый посла к царю Тахтамышу два сына своя, Василья да Семена. Они же, пришедше, не обретоша его, б?аше бо грядя борзо на христианъ, и гнаша всл?д его неколико днии, и переяша дорогу его на месте, нарицаемемъ Сернаце, и поидоша по дорозе его съ тщаниемь, и постигоша его близ пределъ Рязанскыа земля. А князь Олегъ Рязанский срте царя Тахтамыша преже даже не вниде в землю Рязанскую, и бивъ ему челомъ, и бысть ему помощникь на победу Руси, но и споспешник на пакость христианом. И ина некаа словеса изнесе о томъ, како пленити землю Рускую, како бес труда взяти каменъ град Москву, како победити и издобыти князя Дмитриа. Еще же к тому обведе царя около всей своей отчине, Рязанские земли, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помагаше.

 

А в то время позде некако си, едва прииде весть князю великому, възвещающу татарскую рать, аще бо и не хотяше Тахтамышь, дабы кто принеслъ весть на Русь о его приходе, того бо ради вси гости руские поимани быша и пограблени, и удержани, дабы не было вести Руси. Но обаче суть неции доброхоты на пределех ордынских на то устроени, поборници суще земли Рустеи. Слышав же князь великый таковую весть, оже идеть на него самь царь въ множестве силы своея, нача сбирати воя и съвокупляти плъки своя, и выеха из града Москвы, хотя ити противу татаръ. И ту начашя думу думати князь же Дмитрий с прочими князьми рускими, и с воеводами, и с думци, и с велможи, с бояры старейшими, и всячьскы гадавше. И обретеся въ князех розность, и не хотяху пособляти друг другу, и не изволиша помагати брат брату, не помянушя Давидова пророка, глаголюща: «Се коль добро и коль красно, еже жити братии вкупе», и другому присно помнимому, рекшу: «Друг другу посабляа и брат брату помагаа, яко град твердъ», бывшу же промежи ими не единачеству, но неимоверству. И то познав, и разумевъ, и разсмотревъ, благоверный бысть в недоумении и в размышлении велице, и убояся стати в лице противу самого царя. И не ста на бой противу его, и не подъя рукы на царя, но поеха в град свой в Переяславль, и оттуду — мимо Ростова, и, паки реку, вборзе на Кострому. А Киприанъ митрополит приеха на Москву.

 

А на Москве бысть замятня велика и мятеж великъ зело. Бяху людие смущени, яко овца, не имуще пастуха, гражанстии народи възмятошася и въсколибашася якои пьани. Овии седети хотяху, затворившеся въ граде, а друзии бежати помышляше. И бывши промежи ими распри велице: овии с рухлядью въ град вмещахуся, а друзии из града бежаху, ограблени суще. И створиша вече, позвониша въ вся колоколы. И всташя вечемь народи мятежници, недобрии человецы, людие крамолници: хотящих изити из града не токмо не пущаху вонъ из града, но и грабяху, ни самого митрополита не постыдешася, ни бояръ лучших не усрамишася, ни усрамишася сединъ старець многолетных. Но на вся огрозишася, ставше на всех вратех градскихъ, сверху камениемь шибаху, а доле на земли с рогатинами, и с сулицами, и съ обнаженымъ оружиемь стояху, и не дадуще вылести из града, и едва умолени быша позде некогда выпустиша их из града, и то ограбивше.

 

Граду же единаче в мятежи смущающуся, аки морю мутящуся в бури велице, и ниоткуду же утешениа обретающе, но паче болших и пущих золъ ожидаху. Сим же тако бывающимъ, и потом приеха к нимь въ град некоторый князь литовьскый, именемь Остей, внукъ Олгердов. И тъй окрепивъ народы, и мятеж градный укротивъ, и затворися с ними в граде въ осаде съ множествомъ народа, с теми, елико осталося гражан, и елико бежанъ збежалося с волостей, и елико от инех градов и от странъ. Приключишася в то время бояре, сурожане, суконники и прочии купци, архимандрити и игумени, протопопы, прозвитеры, дьяконы, черньци, и всякъ възрастъ — мужескъ пол и женескъ, и съ младенци.

 

Князь же Олегъ обведъ царя около своей земли и указа ему вся броды, сущаа на реце на Оце. Царь же перешед реку Оку и преже всех взя град Серпохов и огнемь пожже. И оттуду поиде к Москве, напрасно устремився, духа ратнаго наполнися, волости и села жгуще и воююще, а народ христианский секуще и всяческы убивающе, а иныи люди в полон емлюще. И прииде ратью к граду Москве. А сила татарскаа прииде месяца августа 23 в понедельник. И приехавши не вси плъци к граду, начаша кличюще въпрашивати, въпиюще и глаголюще: «Есть ли зде князь Дмитрий?» Они же из града с заборолъ отвещавше, рекошя: «Нетъ». Татарове же, отступивше недалече, и поехаша около града, обзирающе и разсматряюще приступы и рвы, и врата, и забралы, и стрелници. И пакы стояху, зряще на град.

 

А тогда в граде внутрьуду добрии людие моляхуся Богу день и нощь, предстоаще посту и молитве, ожидающе смерти, готовляхуся с покааниемь, и с причастиемь, и слезами. Неции же недобрии человеци начаша обходити по дворомъ, износяще ис погребов меды господьскиа и съсуды сребреныа, и стькляници драгыа, и упивахуся даже и до пиана, и к шатанию дерзость прилагаху, глаголюще: «Не устрашаемся нахожениа поганых татаръ, селикъ твердъ град имущи, еже суть стены камены и врата железна. Не терпят бо ти долго стояти под градом нашимъ, сугубь страх имуще, изнутрь града — бойци, а извне — князей наших съвокупляемых устремлениа боятся». И пакы възлазяще на град, пиани суще шатахуся, ругающеся татаромъ, образомъ бестуднымъ досажающе, и некаа словеса износяще, исплънь укоризны, и хулы, и кидаху на ня, мняху бо толико то и есть силы татарские. Татарове же прямо к нимь на градъ голыма сабли машуще, образом аки тинаху, накивающе издалече.

 

И в той день к вечеру ти полци от града отступиша, и на утриа самь царь приступи съ всею силою и съ всеми полки своими под град. Гражане же з града узревше силу велику и убояшася зело. Татарове же такъ и поидоша к граду. Гражане же пустишя на ня по стреле, и они паче стреляше, и идяху стрелы их на град аки дождева тучя умножена зело, не дадуще ни прозрети. И мнози на граде стояще и на забралех от стр?лъ падаху, одоляху бо татарскыа стр?лы паче, нежели гражанскыа, бяху бо у них стр?лци горазди вельми. Ови от них стояще стр?ляху, а друзии скоро рищуще изучени суще, инии на кон? борзо гоняще на об? руц?, и пакы и напред и назадъ скорополучно без прогр?хы стр?ляху. А друзии от них, створше л?ствици и присланяюще я, лазяху на ст?ны. Гражане же воду в котлех варяще кипятню и льяху на ня, и тако възбраняхуть им. Отшедшим же симь, и пакы приступльшимъ. И тако по три дня бьяхуся промеж собою пренемагающеся. Егда бо татарове приступаху к граду, близ приступающе к ст?намъ градскимь, тогда гражане, стрегущи града, супротивишася имъ в?збраняюще: ови стр?лами стр?ляху съ заборол, овии же камениемь шибаху на ня, друзии же тюфяки[19] пущаху н них, а инии самостр?лы,[20] напрязающе, пругаху и порокы.[21] Есть же н?ции, егда и самыа ты пушки пущаху. В них же б? единъ н?кто гражанинъ москвитин, суконникь, именемь Адамь, иже б? над враты Фроловскими[22] прим?тив и назнаменав единого татарина нарочита и славна, иже б? сынь н?коего князя ордынского, напрягъ стр?лу самостр?лную, юже испусти напрасно, еюже и унзе и в сердце гн?вливое, въскор? и смерть ему нанесе. Се же бысть велика язва вс?мъ татаромъ, яко и самому царю стужити о семь. Сим же тако бывающим, царь стояв у града 3 дни, а на 4 день оболга князя Ост?я лживыми р?чми и лживымь миромъ, и вызва его вонъ из града, и уби его пред враты града, а ратемь своимъ вс?мь повел? оступити град съ вси стороны.

 

Какова же бысть облесть Ост?ю и вс?мь гражаномъ, сущимъ въ осад?? И понеже царю стоявшу 3 дня, а на 4 и наутриа, в полоб?да, по повел?нию цареву приехаша татарове нарочитии, болшии князи ордынские и рядци его, с ними же два князя суждалскые, Василей да Семенъ, сынове князя Дмитриа Суждальского. И пришедше под град, приближившеся близ ст?нъ градскых по опасу, и начашя глаголати к народу, сущему в град?: «Царь вас, своих люди, хощет жаловати, понеже неповинни есте, и н?сте достойни смерти, не на вас бо воюя прииде, но на Дмитриа, ратуя, оплъчися. Вы же достойни бысте милованиа. Иного же ничто же не требуеть от вас, разв?е токмо изыдете противу его въ стр?тение ему с честью и з дары, купно и с своимъ княземь, хощет бо вид?ти градъ с?й и в онь внити, и в немь побывать, а вамъ дарует миръ и любовь свою, а вы ему врата градные отворите». Такоже и князи Нижняго Новаграда[23] глаголаху: «Им?те в?ры намъ, мы есмы ваши князи христианскые, вамъ на томъ правду даемъ». Народи же гражанстии в?руяшя словесемъ их, си помыслиша и прелстишася, осл?пи бо их злоба татарскаа и омрачи я прелесть бесерменскаа; ни познашя, ни помянуша глаголющаго: «Не всякому духу в?ру им?те».[24] И отвориша врата градная, и выйдошя съ своимъ княземь и с дары многими к царю, такоже и архимандритове, игумени и попове съ кресты, и по них бояре и лучшии мужи, и потом народъ и черные люди.

 

И в томъ час? начашя татарове с?чи их по ряду напрасно. Преже вс?х их убиенъ бысть князь Ост?й пред градом, и потом начаша с?чи попов и игуменов, аще и в ризах съ кресты, и черных люди. И ту бяше вид?ти святыа иконы повержены и на земли лежаща, и кресты честныа без чести небрегомы, ногами топчемы, обоиманы же и одраны. Татарове же поидоша пакы в град с?куще, а иные по л?ствицамь на град взидоша, никому же възбраняющу съ забрал, не сущу забралнику на ст?нах, и не сущу избавляющу, ниже спасающу. И бысть внутрь града с?чя велика, а вн?уду такоже. Толико же с?чаху, дондеже руц? их и плеща их измолкошя, и сила их изнеможе, сабли их не имут — остриа их притупишася. Людие крстьяньстии, сущии тогда в град?, б?гающе по улицамъ с?мо и овамо, скоро рищуще толпами, въпиюще и глаголюще, и в перси своя бьюще. Н?где избавлениа обр?сти, и н?где смерти избыти, и н?сть где остриа меча укрытися! Оскуд? князь и воевода, и все воинство их потребися, и оружиа их до конца исчезоша! Ови в церквах съборных каменных затворишася, но и тамо не избыша, безбожнии бо силою разбиша двери церковныа и сих мечи изс?кошя. Везд? же крикъ и вопль великь страшенъ бываше, яко не слышати друг друга въпиюща, множеством народа кричаща. Они же, христиан изводяще изъ церкви, лупяще и обнажающе, с?чаху, и церкви съборныа разграбиша, и олтаря святыа м?ста попраша, и кресты честныа и иконы чюдные одрашя, украшеныя златомъ и сребромъ и женчюгом и бисеромъ, и камениемь драгымъ; и пелены, златомъ шитыя и женчюгомъ саженыа, оборвашя, и съ святых икон кузнь съдравше, а святыя иконы попрашя, и съсуды церковныа служебныа священныа, златокованыя и сребряныя, многоц?нныа, поимашя, и ризы поповскыа многоц?нныа расхитиша. Книг же много множество снесено съ всего града и из селъ в соборных церквах до стропа наметано, спроважено съхранениа ради — то все без в?сти сътвориша. Что же изърц?мь о казн? великаго князя, яко и тоя многоскровеное скровище скоро истощися, и велехранное богатство и богатотворное им?ние быстрообразно разнесено бысть.

 

Приидемъ в сказание и прочих и многыхъ бояръ стар?йшихъ: их же казны долговременствомъ сбираемы и благоденьствомъ наплъняемы, и хранилища их исплънь богатства и им?ниа многоц?ннаго и неизчетнаго — то все взяша и понесоша. И пакы другыа сущии в град? купци, яже суть богатии людие, храмины ихъ наполнены всякого добра, и кл?ти их нанесены всякого товара разноличнаго — то все взяша и расхитиша. Многы монастыри и многы церкви разрушиша, въ святыхъ церквах убийство сд?яша, и въ свящанных олтарех кровопролитие створиша окааннии, и святаа м?ста погании оскверниша. Якоже пророкъ глаголаше: «Боже, приидошя языци в достоание твое и оскверниша церковь святую твою, положиша Иерусалима яко овощное хранилще, положиша трупиа рабъ твоих — брашно птицам небеснымь, плоти преподобных твоих — зв?ремь земнымъ, пролиашя кровь их, яко воду, окрестъ Москвы, не б? погр?баяи»,[25] и девиця их не ос?тованы быша, и вдовица их не оплакани бышя, и священницы их оружиемь падошя. Была бо тогда с?чя зла з?ло, и мното безчисленое множество ту паде трупиа руси, от татаръ избиеных, многых мертвых лежаху телеса, мужи и жены не покровены. И ту убиен бысть Семенъ, архимандрит спасьскый,[26] и другый архимандрит Иаков, и инии мнози игумени, попове, дьякони, крилошане, четци, п?вци, черньци и простци, от юнаго и до старца, мужска полу и женска, — ти вси пос?чени бышя, а друзии огнемь изгор?ша, а инии в вод? истопоша, а инии множайшии от них в полон поведени быша и в работу поганскую, и въ страну татарскую пленени бышя.

И бяше вид?ти тогда в град? плач и рыдание, и вопль многъ, слезы неисчетенныа, крикъ неутолимый, стонание многое, оханье с?тованное, печаль горкаа, скорбь неутишимая, б?да нестерпимаа, нужа ужаснаа, горесть смертнаа, страх, трепет, ужасъ, дряхлование, изчезновение, попрание, безчестие, поругание, посм?ание врагов, укоръ, студ, срамота, поношение, уничижение.

И тогда можно было видеть в городе плач, и рыдание, и вопль великий, слезы неисчислимые, крик неутолимый, стоны многие, оханье сетованное, печаль горькую, скорбь неутешную, беду нестерпимую, бедствие ужасное, горе смертельное, страх, трепет, ужас, печалование, гибель, попрание, бесчестие, поругание, надругательство врагов, укор, стыд, срам, поношение, уничижение.

Си вся приключишася на христианскомь род? от поганых за гр?хы нашя. И тако вскор? злии взяша градъ Москву месяца августа въ 26 на память святого мученика Андреана и Натальи въ 7 час дни в четверг по об?д?. Товаръ же и всяческаа им?ниа пограбишя, и град огнемь зажгоша — град убо огню предашя, а людии — мечю. И бысть оттол? огнь, а отсел? мечь: овии, огня б?жаща, мечем умроша, а друзии — меча б?жаще, въ огни сгор?ша. И бысть имъ четверообразнаа пагуба: пръвое — от меча, второе — от огня, третие — в вод? потопоша, четверътое — въ пленение поведени быша.

И бяше дотол?, преже вид?ти, была Москва град великъ, град чюденъ, градъ многочелов?ченъ, в нем же множество людий, в нем же множество господьства, в нем же множество всякого узорочья. И пакы въ единомъ час? изм?нися вид?ние его, егда взят бысть, и пос?ченъ, и пожженъ. И вид?ти его н?чего, разв? токмо земля, и персть, и прах, и пепел, и трупиа мертвых многа лежаща, и святыа церкви стояще акы разорены, аки осирот?вши, аки овдов?вши.

Плачется церкви о чядех церковных, паче же о избьеных, яко матере о чад?х плачющися. О, чада церковнаа, о, страстотерпци избъении, иже нужную кончину подъясте, иже сугубую смерть претръп?сте — от огня и мечя, от поганых насилства! Церкви стоаше не имущи л?поты, ни красоты! Где тогда красота церковнаа, понеже престала служба, еюже многа блага у Господа просимъ, престала святаа литургиа, престала святаа просфира приношение, еже на святомъ жрътвниц?, престала молитва заутреняа и вечерняа, преста гласъ псалму, по всему граду умлъкоша п?сни! Увы мн?! Страшно се слышати, страшн?е же тогда было вид?ти! Гр?си наши то намъ створиша! Где благочиние и благостоание церковное? Где четци и п?вци? Где клиросници церковнии? Где суть священници, служащии Богу день и нощь? Вси лежать и почиша, вси уснуша, вси пос?чени быша и избьени быша, ус?чениемь меча умрошя. Н?сть позвонениа в колоколы, и в било н?сть зовущаго, ни текущаго; не слышати в церкви гласа поюща, н?сть слышати славословиа, ни хвалословиа, не бысть по церквамъ стихословиа, и благодарениа. Въистину суета челов?чьскаа, и бысть всуе мятежь челов?чьскый. Сице же бысть конець московскому пл?нению.

Не токмо же едина Москва взята бысть, но и прочии гради и страны пл?нени быша. Князь же великый съ княгинею и съ д?тми пребысть на Костром?, а брат его Володимеръ[27] на Волоц?, а мати Володимерова[28] и княгини в Торжъку,[29] а Герасимъ владыка коломенскый в Нов?град?. И кто нас, братие, о семь не устрашится, видя таковое смущение Руской земли! Якоже Господь глагола пророкомъ: «Аще хощете послушаете мене — благаа земнаа сн?сте, и положю страх вашь на вразех ваших. Аще ли не послушаете мене, то поб?гнете никимже гоними, пошлю на вы страх и ужасъ, поб?гнет васъ от пяти сто, а от ста — тма».[30]

Не только же одна Москва взята была, но и прочие города и земли пленены были. Князь же великий с княгинею и с детьми находился в Костроме, а брат его Владимир в Волоке, а мать Владимирова и княгиня его в Торжке, а Герасим, владыка коломенский, в Новгороде. И кто из нас, братья, не устрашится, видя такое смятение Русской земли! Как Господь говорил пророкам: «Если захотите послушать меня — вкусите благ земных, и переложу страх ваш на врагов ваших. Если не послушаете меня, то побежите никем не гонимы, пошлю на вас страх и ужас, побежите вы от пяти — сто, а от ста — десять тысяч».

Елма же царь распустил силу татарскую по земли Руской воевати княжение великое, овии, шедше к Володимерю, многы люди пос?кошя и в полон ведошя, а инии плъци ходишя къ Звенигороду и къ Юрьеву, а инии к Волоку и к Можайску, а друзии — к Дмитрову,[31] а иную рать послалъ на град Переяславль. И они его взяша и огнемь пожгоша, и переяславци выб?гоша из града, а град покинув и на озер? избыша в судех. Татари же многы грады поимаша, и волости повоевашя, и села пожгошя, и манастыри пограбишя, и христианъ пос?кошя, а иных в полон сведошя, и много зла Руси створишя.

Князь же Володимеръ Андреевич стояше оплъчився близъ Волока, събравь силу около себе. И н?ции от татаръ не в?дуще его, ни знающе наехаша на нь. Он же о Боз? укр?пився и удари на нихъ, и тако милостию Божиею овых уби, а иных живых поима, а инии поб?гоша, и приб?жашя к царю, и пов?дашя ему бывшее. Он же с того попудися и оттол? начатъ помалу поступати от града. Идущу же ему от Москвы, и ступи ратью к Коломн?, и ти, шед, взяша град Коломну и отидошя. Царь же перевезся за р?ку за Оку и взя землю Рязанскую, и огнем пожже, и люди пос?че, а инии разб?гошася, и множество безчисленое поведе в Орду полона. Князь же Олегъ Рязанскый то вид?вь и поб?же. Царь же къ Орд? идуще от Рязани, отпусти посла своего, шюрина Шихмата, къ князю Дмитрию Суждальскому вкуп? съ его сыномъ, съ княземь Семеном, а другаго сына его, князя Васильа, поят с собою въ Орду.

Отшедшим же татаром, и потом не по мноз?х днех благов?рный князь Дмитрий и Володимеръ, коиждо с своими бояры стар?йшими, въехаста в свою отчину, в град Москву. И вид?ша град взят, и пл?ненъ, и огнемь пожженъ, и святыа церкви разорены, а людий побитых трупиа мертвыхъ без числа лежаще. И о семь сжалиси з?ло, яко и расплакатися има съ слезами. Кто бо не плачется таковыа погибели градныа! Кто не жалуеть толика народа людий! Кто не послужит о селиц? множеств? христианъ! Кто не с?туеть сицеваго пл?нениа и скрушениа!

И повел?ша телеса мертвых хоронить, и даваста от 40 мрътвець по полтин?, а от 80 по рублю. И съчтоша того всего дано бысть от погребаниа мертвых 300 рублев. А опрочь того, елико зд?лаша татари напасти же и убытка Руси и княжению великому! Елико сотвориша протора своимь ратнымъ нахожениемь, колико град плениша, колико злата и сребра и всякого товара взяшя и всякого узорочьа, колико волостей и селъ повоевашя, колико огнемь пожгоша, колико мечемь пос?кошя, колико в полон поведоша! И аще бы мощно было то вси убытки, и напасти, и проторы исчитати, убо не см?ю рещи, мню, яко ни тысяща тысящ рублев не имет число!

Не по мноз?х же днех князь Дмитрей посла свою рать на князя Олга Рязанского. Олег же въ мноз? дружин? едва утече, а землю его Рязанскую до останка взяша и пусту створиша — пуще ему бысть и татарскые рати.

По прошествии же нескольких дней князь Дмитрий послал свою рать на князя Олега Рязанского. Олег же с небольшой дружиной едва спасся бегством, а землю его Рязанскую всю захватили и разорили — страшнее ему было, чем татарская рать.

 

 

Тогда же бысть сущу Киприану митрополиту на Тфери, и тамо избывшу ему ратнаго нахожениа, и приеха на Москву октября 7.

Тое же осени приеха посол на Москву къ князю Дмитрию от Тахтамыша, именемь Карач, яже о миру. Князь же повел? христианам ставити дворы и съзидати грады.

Той же осенью приехал посол в Москву от Тохтамыша, именем Карач, к князю Дмитрию с предложением о мире. Князь же велел христианам ставить дворы и отстраивать города.

 

Ермолинская летопись

В лето 6889. Прииде Кипреянъ на Москву на Възнесение. Того же лета родися князю Володимеру сынъ Иванъ. Тогда же князь велики Ягаило женися, поятъ некоторую королевицю, не имущу ни отца, ни матери, ни братьи, и того ради достася ему королевьство въ Литьскои земле. Того же лета Дионисеи епископъ присла изъ Царяграда два образа, переписав, Пречистыя Одигитрие, иже исходятъ въ вторникъ, въ тои образъ и меру; и поставленъ единъ въ Суздали, а другыи въ Новегороде Нижнемъ, в соборныхъ церквахъ. Тое же осени князь велики посла Пимина въ заточение. Тое же осени князь Литовьски Скригаило, со всею силою Немецкою, стоялъ подъ Полотскомъ и много тягости учини граду, а не взя его.

 

Тое же зимы и тое весны являшеся на въстоце предъ раннею зорею аки столпъ огненъ и звезда копеинымъ образомъ.

 

В лето 6890. Преставися князь Василеи Михаиловичь Кашиньскы маия 6.

Августа 14 родися великому князю Дмитрею сынъ Андреи.

 

 

 

 

 

 

Того же лета царь Тахтамышъ посла на Волгу татаръ своихъ и повеле избивати вся гости русския, а суды ихъ переимати на перевоз себе, дабы не было вести на Русь; и пришедъ къ Волзе со всею силою своею, и перевезошася на сю сторону, и поиде изгономъ на Русскую землю.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И то слыша князь Дмитрей Костянтиновичь и посла къ Тахтамышу сыновъ своихъ, Василья и Семена, они же приидоша въ орду; онъ уже пошолъ бе на Русь, и едва сустигоша его въ рязанскихъ приделехъ, борзо бо бяше иды. А князь Олегъ рязански срете его, донележе не вниде въ землю его, и обведе его около своей земли и броды указа ему все по Оце.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Князю же великому едва весть прииде отъ некоторыхъ доброхотяшихъ хрестьяномъ, живущихъ въ странахъ Татарскихъ, иже бяху на то устроени сущи и поборници земли Руостеи. Онъ же нача полки совокупляти и поиде съ Москвы, хотя противу татаръ; и бысть разно въ князехъ русскихъ: овии хотяху, а инии не хотяху, бяху бо мнози отъ нихъ на Дону избиты; а се царь на нихъ идяше со многою силою и бяше близъ уже, яко совокупитися некогда. Князь же великы въ недоумении бывъ, а татаром уже близъ сущимъ, иде за Волгу, въ градъ свой Кострому, а во граде Москве мятежь бе великъ: овии бежати хотяху, а инии въ граде сидети.

 

И бывши мятежи и распре велице, и паки народъ, совокупльшеся, позвониша во все колоколы и сташа суймом, а инии по вратомъ, а инии на вратехъ на всехъ, не токмо пущати хотяху из града крамольниковъ и мятежниковъ, но и грабяху ихъ; ни самого митрополита усрамилися, но на вся огрозишася, ни бояръ великыхъ устрашишася, и въ вратехъ всехъ съ оружии обнаженными стояху, и съ вратъ камениемъ шибаху, и никого же изъ града пустяху. Потомъ же едва народи умолени быша, вьгпустиша изъ града митрополита, прочихъ съ нимъ ограбивше, а единако съ нимъ мятяху.

 

И се прииде къ нимъ въ градъ некий князь литовский Остей, внукъ Ольгердовъ, и той окрепи градъ и затворися въ немъ со множествомъ народъ. А царь Тахтамышъ, перешедъ Оку реку, взя преже всехъ Серпоховъ и пождьже и потомъ прииде къ Москве, августа 23. И приехавше не мнози къ граду, воспроcиша о великомъ князи: Есть ли въ граде? Отвещаша же имъ зъ града: Нетъ его! Они же вокругъ града всего объехаша, смотряще его, и тако отъидоша от града. И наутрии же самъ царь прииде со всею силою подъ градъ, и приступиша ко граду со все стороны, стреляюще; бяху же стрелы ихъ яко дождь умножены. А гражане противу ихъ стреляху и камениемъ шибаху, но сии съ стенъ збиша гражанъ, еще бо граду тогда ниску сущу, и начаху лествици приставливати къ граду и а стены хотяху взыти. И взвариша воду в котлехъ, льяху нань, а инии стреляху, тюфяки пущаху и пушки. Единъ же некто москвитинъ, суконникъ Адамъ, съ Фроловскихъ воротъ пусти стрелу, напявъ, уби некоего от князей ордынскихъ, славна суща, иже велику печаль сотвори Тахтамышу и всемъ княземъ его.

 

Стоявъ же царь у города 3 дни, многи брани сотворивъ, и на 4 оболга ихъ князя Остея сице: Приехаша бо подъ градъ въ полъ обеда повелениемъ вси князи ордынстии я.

 

 

 

 

 

 

 

Съ ними шюрья великого князя, Василей да Семенъ Дмитреевичи, суздальского князя, глаголюще: Васъ, людей своихъ, хощетъ жаловати царь, неповинни бо есте, не достойни смерти, а ополчился есть на великого князя, а отъ васъ ничего же иного требуетъ, но токмо изыдете въ стретение его со княземъ вашимъ, съ легкими дары, хощетъ бо градъ сей видети, а вамъ всемъ даетъ миръ и любовь! А князи суздальстии правду [клятву] хрестьяномъ даша, яко не блюстися ничего.

 

Они же, емше сему веры и отверзше врата, выйдоша преже со княземъ лучший люди съ дары многыми, а по нихъ чинъ священническы. И тако погании преже убиша князя Остея тайно, а потомъ приидоша ко вратом града и начаша вся безъ милости сечи, священниковъ и прочихъ хрестьянъ, а святыя иконы потопташа, и тако въ все врата въ градъ внидоша, а инии по лествицамъ. И тако вскоре градъ взяша, а хрестьяне вся изсекоша, множество бо ихъ, и всемъ окаяннымъ плеча измокоша, секуще. И тако разграбиша вси церкви, а хрестьянъ прибегшихъ изсекоша въ нихъ; такоже вся казны княжеския взяша, и всехъ людей, иже бяху со многыхъ земль сбеглися, то все взяша.

 

Взятъ же бе градъ августа 26, въ 7 час дни, въ четвергъ, и огнемъ попаленъ. А люди изсечены, а инии пленены, а инии згореша, а инии истопоша, а инии въ трупьи и въ крови издушишася. Се же не токмо единой Москве сотвориша, но и въ Володимери, и въ Переславли, и въ Юрьеве, и въ Звенигороде, и въ Можайсце, и во всехъ волостехъ все поплениша; а переславци сами на езеро бежаша, а градъ ихъ, пришедъ, сожгоша, токмо въ сихъ единъ сей [Тверь? Кашин?] не взятъ.

 

Князь же велики тогда бе со княгинею и съ детьми на Костроме, а князь Володимеръ Андреевичь за Волокомъ стояше со многими людьми. И ту наехаша на нихъ татары, онъ же удари на нихъ, и тако многыхъ избиша ту, а иныхъ поимаша, а инии прибегоша къ Тахтамышу; он же убояся и нача помалу уступати отъ Москвы.

 

 

Кипреянъ же митрополитъ тогда во Тфери бе, а мати княжя Володимерова и княгини его въ Торжку, а владыка коломенски Герасимъ въ Новегороде Великомъ [реальный Герасим, вместо мифического Сергия (в т.г. бывшего в переписке с Киприаном), вдохновлял Дмитрия на Куликовскую битву, – и сейчас именно он спасался от татарской мести]. А Тахтамыш, отшед от Москвы, и взя град Коломну, и перевезеся за реку, и взя всю землю Рязанскую, люди же поплени, а иных изсече, а Олег убеже.

 

Поиде же царь от Рязани и отпусти князя Семена къ отцу его Дмитрею съ посломъ своимъ Шихоматомъ, а другово, Василья, поведе съ собою въ орду. Посемъ же прииде князь великий и князь Володимеръ на Москву и видеша градъ пожженъ, а церкви разорены, а трупия мертвыхъ многа суща вельми, и многы слезы излияша, и повелеша телеса мертвыхъ погребати, и даваша от 80 мертвецовъ по рублю, и выиде того 300 рублевъ. Посемъ же князь великы отпусти рать свою на Ольга рязанского, онъ же беже, а землю его пусту сотвориша; пуще ему бысть татарской рати. Того же лета князь великы посла во Тферь по Кипреяна митрополита Семена Тимофеевича и Михаила Морозова, и прииде октября 7.

 

Того же лета Михаило Тферьскы съ сыномъ Александромъ идее въ орду. Тое же осени прииде на Москву посолъ Карачь съ жалованиемъ къ великому князю от царя; онъ же повеле хрестьяномъ дворы ставити и городъ делати.

 

Тое же осени съеха съ Москвы Кипреянъ митрополитъ на Киевъ, разгневалъ бо ся на него князь великы, что не сиде в осаде, приведе изъ заточения Пимина на митрополью с честью. Тое же зимы Пиминъ постави епискупомъ Саву Сараю въ Переславци. Тогда же прииде изъ Царяграда Дионисеи…

 

Тверской сборник

В лето 6889. Прииде Киприанъ митрополитъ на Москву.

 

Въ лето 6890. Позолотилъ князь великий Михаилъ верхъ у святаго Спаса въ Твери. Той же осени прииде, передъ Филиповымъ заговениемъ, Пиминъ митрополитъ изъ Царяграда, и князь великий не приалъ его, и клобукъ белой съ главы снялъ. И разведоша дружину его, и послаша его въ Галичь, и тамо пребысть лето, и на Чухомле; съ Чюхомлы приведоша его въ Тверь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Той же зыми знамение проявляшеся на востоце, акы столпъ огненъ, звезда копейнымъ образомъ, прознаменаа горкое пришествие Тахтамышево на Рускую землю.

 

 

 

 

 

Въ лето 6890.

 

Родися великому князю Дмитрею сынъ Андрей.

 

 

Того же лета поиде царь Тахтамышь на великого князя Дмитреа,

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

а Олегъ Рязанскый указа ему броды на Оце ; то слышавъ князь великий побежа на Кострому, а царь 1-е Серпуховъ сожже, и поиде къ Москве.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Людие сташа вечемъ, митрополита и великую княгиню ограбиша, и одва вонъ изъ града пустиша.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И прииха на Москву князь Остей Литовскый, внукъ Ольердовъ, окрепи люди, затворися въ граде. А на третий день оже идетъ ис поля рать Татарскаа, и сташа близъ града, акы 2 перестрела, и рекоша: Есть ли Дмитрей въ граде? И изъ града реша: Нетъ! И начаша пианици ругатися, кажуще имъ срамы своа, мняхуть бо толко силы есть; они же на градъ саблями махаху. И того дни къ вечеру тии полци отступили; и шедъ взяша Володимеръ и Суздаль, а инии Переяславль. Месяца августа 20 день царь прииде къ Москве съ бесчислеными вои, и видевше со града, убояшася зело. И скоро такы поидоша къ граду, и стрелы пустиша, зрети не дадуще много на градъ, отъ стрелъ падааху, а инии по лестницемъ на градъ хотеша лезти, и льяхуть на нихъ воду, въ котлехъ на граде варячи. И Татарове въ вечернюю годину отъ града отступиша.

 

 

 

 

 

 

 

 

Царь же стоа 3 дни, а на 4-й день облъга Остеа; въ полъобеда приихаша Татарове ко граду, съ ними два князя Нижняго Новагорода, Василей да Семенъ Дмитрееви дети Костянтиновича. Татарове глаголють: Пришелъ царь своего холопа показнити Дмитреа, а ныне убеглъ, и царь вамъ повестуетъ: Азъ не пришелъ улуса своего истерети, но соблюсти, а градъ отворите, азъ васъ хощу жаловати!

 

А князи глаголаху: Мы вамъ крестъ целуемъ, царь хочетъ жаловати!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Князь Остей выиде изъ града съ многыми дары, а священический чинъ со кресты; и въ томъ часе подъ градомъ убиша Остеа, а честныя иконы на земли легоша одраны. И поидоша, секучи, въ градъ, а инии по лествицамъ на градъ, а гражане сами градъ зажгоша, и бысть ветръ силенъ, и бе огнь на градъ и мечь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И бысть взятъ градъ августа 26 день, при часе 8 дню. Си вся учинися грехъ ради нашихъ, и бысть въскоре все прахъ, а въ пленъ поведоша, акы скотъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И хотеша ити ко Твери, и посла князь великий Михайло Гурленя предъ царемъ; они же изымавъ быша, и поставиша Гурленя предъ царемъ, и царь повеле грабежъ изыскати, и отпустивъ его съ жалованиемъ къ великому князю Михаилу, съ ярликы. И поиде царь съ Москвы, а князь великий Дмитрей поиха на Москву, и виде изгыбель, пача плачь великъ, и горко стогнание.

 

А Киприанъ митрополитъ приихалъ въ Тверь изъ Новагорода Великого, и оттоле на Москву.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Той же осени князь великий Михаилъ Тферскый поиде въ Орду, сентября в 5 день, а съ нимъ сынъ его князь Александръ.

 

 

 

 

Той же осени не въсхоте князь великий Дмитрей Кыприяна митрополита, и Кыприанъ поихавъ въ Киевъ; а Пимена съ честию проведе съ Твери на Москву, и бысть митрополитъ всеа Руси.

 

В лето 6891. Князь великий Дмитрей посла сына своего Василиа въ Орду. Той же осени бысть знамение, сентебра въ 23: тма бысть грозна въ 1 часъ дни, попле акы туча съ западныа страны скоро велми, и покрачи светъ до 3-а годыны; птици летающеи падаху на земли, и не доведааху людие, что се есть, зане облакы желты сущее и тонковидны зело. Се же знамение не добро поведаютъ, якоже при Антиохове нахождение на Иерусалимъ человеци являхуся на въздусе въоружине и колеснице; (по инымъ же странамъ тогда облаки прехожаху), и бысть много на Киевъ.

 

Въ лето 6892.

 

Въ лето 6893. Князь великий Михайло жени сына своего князя Бориса у Святослава Смоленскаго, а князя Василиа у князя Володимера Киевскаго и венчаша и въ Тфери, въ святомъ Спасе.

 

Въ лето 6894, месяца марта в 22 день, Святославъ, князь Смоленскый поиде съ силою великою…

 

Софийская летопись

В лето 6890. Повесть о московском взятии от царя Тахтамыша и о пленении Земли Русскыя

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

бысть некое проявление, по многы нощи являшеся таково знамение на небеси: на востоце, пред раннею зарею, звезда некая акы хвостата и акы копейным образом, овогда же в вечерней зоре являшеся, а овогда в ранней зоре являшеся, то многажды бываше. Се же знамение проявляйте злое пришествие Тактамышево на Русскую землю и горькое поганых татар нахожение на християн; якоже се бысть, гневом божиим, за умножение грехов наших.

 

Бысть в третие лето царства Тактамышева, царствующю ему в орде и в Сараи, и того же лета царства его посла татар своих в Болгары, еже есть град на Волзе, и повеле торговци русскыя избити и гости грабити, а суды их и с товаром отъимати и попровадити к себе на перевоз. А сам потщався с яростию, собрав воя многы и поиде к Волзе со всею силою своею, я перевезеся на сю страну Волгы со всеми князи своими и с безбожною силою татарскою, и поиде изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русскую землю, ведяше бо рать изневести внезапу, со умением и тацем злохитрием, не дающе вести пред собе, да не услышано будет на Русской земли устремление его.

 

И то слышав великый князь Дмитрий Костянтинович Суздальский и посла два сына своя ко царю Тактамышю, князя Василия да князя Семена; они же, пришедше, не обретоша его, бе бо грядый борзо на Русь, и гнаша в след его неколько дний, и переняша дорогу его на месте, нарицаемом Серначе, и поидоша за ним со тщанием дорогою, и состигоша его близ предел Рязанскых.

 

А князь Олег Рязанскый срете царя Тактамыша, преже даже не вниде в землю Рязанскую. И бив ему челом и бысть ему помощник на победу Руси, но и поспешник на пакость християном, и иная некая словеса изнесе о том, како пленити землю Русскую, и како без труда взяти камен город Москву, и како победити и изнимати великого князя Дмитрия Ивановича. Еще же и царя обведе около своея отчины, земли Рязанскыя, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помагаше.

 

А в то время неколи си, едва прииде весть великому князю Дмитрею Ивановичи, возвещающе рать татарскую. Аще бо и не хотяше Тактамыш, дабы кто принесл вести на Русскую землю о его приходе, того бо ради вси гости русскыя поимани быша и пограблени и удержани, дабы не было вести Руси, но обаче суть неции доброхоты на пределех ординскых на то устроени, поборници суще земли Русской.

 

Великый же князь Дмитрий Иванович слыша таковую весть, оже идеть на него сам царь во множестве силы своея, и нача совкупляти свои полци ратных, и выеха из города Москвы, хотя итти противу ратных татар. И начата думати такову думу великий князь Дмитрей Иванович со всеми князи русскими. И обретеся разность в них, не хотяху помагати. Не помянуша Давыда пророка глаголюща: Се коль добро и коль красно, еже жити братии вкупе! - и другому приснопомнимому рекшю: Друг другу пособляя и брат брату помагая яко град тверд есть! Бывши же промежи ими неодиначству и неимоверству. И то познав и разумев великый князь Дмитрей Иванович и бысть в недоумении и размышлении, не хотя стати противу самого царя, но поеха в свой град Переяславль, и оттуду мимо Ростов, и пакы реку вборзе и на Кострому. А Киприян митрополит приеха на Москву.

 

В граде же на Москве бысть замятия велика, бяху людие смущени, аки овца не имуще пастыря, гражанстии народи возмятошася: ови хотяху сести в граде и затворитися, а друзии бежати помышляху.

 

И бывши распре промежи ими велице, овии с рухлядию вмещающеся в град, а друзии с града бежаху, ограблени суще; и сотвориша вече, позвониша во все колоколы и сташа суймом народи мятежници, "рамольници: иже хотяху изъити из града нетокмо не пущаху из града, но и грабляху, ни самого митрополита не стыдешася, ни бояр великых не усрамишася, но на вся огрозишася, и сташа на всех воротех градских, сверху камением шибаху, а доле на земли со оружием стояху со обнаженым, не пущающе вылезти и едва умолены бывше, позде некогда выпустиша их из града, и то ограбивше.

 

Граду же единаче мятущюся, акы морю в велице бури, ни откуду же утешения обретше, но паче больших зол ожидающе; потом же приеха к ним в город некоторый князь Литовскый, именем Остей, внук великого князя Ольгерда, и той окрепив народы и мятеж градный устави и затворися с ними в граде во осаде со множеством народа, с теми, елико ся их оста, и елико бе бежлян сбежалося с волостей, и от иных градов елико приключшихся в то время и от стран, бояре, и сурожане, и суконникы, и прочий купци, и архимандриты, и игумены, и протопопы, прозвитеры и дьяконы, и чернеци, и всяк возраст мужска полу и женскаго и со младенци.

<повтор!> Князь Олег обведе царя около своея вотчины, земли Рязанскыя, и указа ему вся сущая броды на реце на Оце.

 

Царь же перешед реку Оку и преже всех взя град Серпохов и огнем пожже; оттуду же прииде к Москве граду, напрасно устремися, наполнися духа ратнаго, волости и села воююще и жгуще, а народ християнскый секуще и убивающе всяческыи, а иныя люди в полон емлюще. И прииде ратию к городу Москве, а сила татарская прииде месяца августа в 23, в понедельник. И приидоша не вси полци к городу; и начата кличуще вопрашивати, глаголюще: Есть ли зде в граде великый князь Дмитрей? Они же с града, с забрал, глаголаху им: Нету!

 

Татарове же отступиша и поехаша около города, обзирающе и разсмотряюще приступов, и рвов, и врат, и забрал, и стрельниц. И паки сташа зряще на град. Тогда же в граде добрые люди моляхуся богу день и нощь и пристояще посту и молитве, ожидающе смерти, готовящеся с покаянием и с причастием и со слезами. Неции же недобрии человеци начата обходити по двором, и износяще из погребов меды господскыя и суды сребряныя и сткляници драгия, и упивахуся до великаго пияна, и к шатанию дерзость прилагаху, глаголюще: Не устрашаемся нахожения поганых татар, селик тверд град имуще, иже суть стены камены и врата железна! - не терпят бо ти под градом долго стояти, сугуб страх имуще, изнутри града бойци, а внеуду града князей наших совкупляемым нахожения блюдутся! И паки взлазяще на град, пияни суще, и шатахуся, и ругающеся татаром, образом безстудным досажающе, и некая словеса износяще исполнь укоризны и хулы кидаху на ня, мняхут бо толико силы татарскыя и есть; татарове же прямо к ним на град голыми саблями своими машуще, образом аки тинаху, накивающе издалеча.

 

И в той день те полци отступиша от града, наутрия же сам царь приступи ко граду со всею силою своею под град, гражане же узревше с града силу велику и ужасошася зело; татарове же паки поидоша к городу, гражане же пустиша на них по стреле, они же паче своими стрелами стреляху на град, аки дождь умножен зело, не дадуще ни прозрети. И мнози на градных заборолах стояху и от стрел падаху язвени, и одолевахут бо стрелы татарскые паче, нежели градскыя, бяхут бо у них стрелци горазди вельми, овии от них стояще стреляху, а инии скоро рищуще, изучени суще, а друзии от них на конех скоро ездяще, на обе руце, наперед и назад, скоро и улучно без прогрехи стреляху! А инии от них створиша лестници и присланяху ко граду и лазяхут на стену, гражане же воду в котлех варяще и кипятнею лияхут их, ти тако возбраняхут им.

 

Отшедшим же им, и паки приступлешим, и тако по три дни бияхуся промеж себе, пренемагающе. Егда бо татарове приступаху близ стен градских, тогда гражане стрегуще града и супротивящеся им, овии стрелами стреляху с заборол, овии же камением шибаху на ня, друзии же тюфякы пущаху на них, а инии самострелы напинающе пущаху и порокы пущаху, а инии великими пушками.

 

В них же бе един гражанин, именем Адам, Москвитин бе суконник, иже бе над враты Фроловскими, приметив единого татарина нарочита и славна, еже бе сын некоторого князя ординского, и напя самострел и испусти напрасно стрелу на него, ею же уязви его в сердце его гневливое и вскоре смерть ему нанесе; се же бе велика язва всем татаром, яко и самому царю тужити о нем.

 

Сим же тако пребывающим, царь же стоя у города 3 дни, а на четвертый день оболга князя их Остея лживыми речми и лживым миром, и вызва его вон из града и уби его пред враты града, а ратем всем своим повеле приступить к городу со все стороны.

 

Какова же бысть облесть князю Остею и всем гражаном, сущим в осаде. Понеже царю стоявшу 3 дни около города, а на четвертый день наутреи в полъобеда, по повелению цареву, приехаша под город татарове большие, и князи ординстии, и рядци его.

 

С ними же два князя суздальскыя, Василей да Семен, сынове великого князя Дмитрия суздальского.

 

И пришедше под город близ стен градных по опасу и начата глаголати к народу, сущему в граде: Царь вас, своих людей, хочет жаловати, понеже неповинни есте и ни есте достойни смерти; не на вас бо воюя пришел, но на великого князя Дмитрия Ивановича ополчился есть, вы же достойни есть милования, и ничто же иного не требует от вас, развие токмо изъидете противу ему в сретение с честию и с дары, купно же и с своим князем; хощет бо видети град сей и в онь внити и в нем побывати, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему врата градная отворите!

 

Такоже и князи Нижнего Новагорода глаголаху: Имите нам веры, мы бо ваши есмя князи хриетианстии, вам то же глаголем и правду даем на том!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Народи же християнстии веру яша словесем их, си помыслиша и прельстишася, ослепи бо их злоба татарская и омрачи я прелесть бесерменская, ни познаша, ни помянуша глаголющаго: Не всякому духу имите веры! И отвориша врата градная, и выидоша со князем своим и с дары многыми ко царю, такоже и архимандриты и игумени и Попове со кресты, а по них бояре и большие люди, и потом народ и черные люди.

 

И в том часе татарове почали сечи напрасно. А князь Остей преже того убиен бысть пред градом.

 

Ту же почаша сечи архимандритов и игуменов и попов, аще и в ризах со кресты, и бояр и честных людей; и ту бяше видети святые иконы повержены на земли лежаща, и кресты честныя без чести небрегоми и ногами топчеми, ободраны и обоиманы.

 

Татарове же, такоже и поидоша в град, секуще, а инии по лестницам на город взидоша. Никому же бранящю им с города, ни забрал не имуще, не сущю избавляющю, ниже спасающю.

 

И бысть внутрь града сеча велика и внеуду сеча.

 

Толико же сечаху, яко и рукы и плеща их измолкоша, и сила их изнеможе, саблям же их острия притупишася! Людие християнстии, суще в граде, бегающе по улицам семо и овамо, скоро рыщюще толпами, вопиюще вельми и глаголюще, биюще в перси своя: несть где избавления обрести, и несть где смерти убежати, и несть где острия меча укрытися, оскуде князь и воеводы их, и все воинство их потребися, и оружия их до конца изчезоша; овии в церквах каменых затворяхуся, но и тамо не избыша, безбожний же силою двери разбита церковныя и сех мечи изсекоша; везде же крик и вопль велик и страшен бываше, и яко не слышати друг друга вопиюща, множеству народу кричащю, они же крестиян изводяще, лупяще, изобнаживше сечаху. А церкви соборныя разграбиша, и олтаря святая места попраша, и кресты честныя и иконы чудныя одраша, украшеныя златом и сребром и женчюгом и камением драгим, и пелены златом шитыя и женчюгом саженыя ободраша, и с святых икон кузнь содраша, и святыя иконы попраша, и сосуды святыя церковныя, служебныя и священныя, златокованыя и серебряныя многоценныя поимаша, и ризы поповския многоценныя расхитиша; и книг множестве снесено со всего града и из сел, в сборных церквах многое множество наметано, сохранения ради спроважено, то все безвестно сотвориша. Что же изорчем о казне великого князя, яко и тоя многа сокровища скоро истощиша и велехвальное богатство и богатотворное имение быстрообразно разнесоша? Приидем же о взискании прочих и многых бояр старейших, их же казны долговременством сбираеми и благоденством исполненыя, хранильница их исполнь богатства и многоценнаго имения неизчетна, то все взяша на расхищение; и паки другие суще в граде сурожане, суконници и купци, их же суть храми наполнени богатства, всякого товара, и та вся расхитиша; и многи монастыри разориша, и многи святыя церкви разрушиша, и много в них убийство створиша, и в священных олтарех много кровопролитие содеяша окаяннии, и святая места оскверниша. Якоже пророк глаголаше: "Боже! приидоша языци в достояние твое, оскверниша церковь святую твою; положиша Иерусалима яко овощное хранилище, положиша трупия раб твоих бращно птицам небесным, плоти преподобных твоих зверем земным, пролияша кровь их аки воду", окрест Москвы не бе погребая их; "девица их не осетованы быша, и вдовица их не оплаканы быша, иерея и священници их оружием падоша"; была бо тогда сеча велика зело, и безчисленое множество паде ту избиеных муж и жен мертвых лежаще непокровены. Ту же убиен бысть Симеон архимандрит Спаскый, и другий архимандрит Ияков, и инии игумени, и попы и дьякони, и черноризци и черници, от уна и до стара, мужеска полу и женска, те все посечени; а инии в воде истопоша, а друзии огнем сгореша, а инии в полон множайши поведоша, в работу поганьскую и в страну Татарскую пленени быша. И бяше тогда видети в граде плач и рыдание и вопль мног, и слезы и крик неутешимый и стенание много, и печаль горькая и скорбь неутешимая, беда нестерпимая, нужа ужасная и горесть смертная, страх и ужас и трепет, и дряхлование, срам и посмех от поганых християном. Си вся приключися за умножение грех наших.

 

Тако вскоре злии взяша град Москву, месяца августа в 26, на память святого мученика Андрияна и Наталии, в 7 час дни, в четверг по обедех, и град огнем запалиша, а товар и богатство все раэграбиша, а людие мечу предаша; и бысть оттоле огнь, а отселе меч, овии, от огня бежачи, мечем помроша, а друзии, от меча бежачи, в огне сгореша; и бысть им четверообразна пагуба, первое от меча, 2-е от огня, третие от воды, четвертое в плен поведени быша. Бяше бо дотоле видети град Москва велик и чюден, и много людий в нем и всякого узорочия, и в том часе изменися, егда взят бысть и пожжен; не видети иного ничего же, развие дым и земля, и трупия мертвых многых лежаща, церкви святыя запалени быша и падошася, а каменыя стояща выгоревшая внутри и огоревшая вне. И несть видети в них пения, ни звонения в колоколы, никого же людей ходяща к церкви, и не бе слышати в церкви поющаго гласа, ни славословия; но все бяше видети пусто, ни единого же бе видети ходяща по пожару людей -- и не един град взят Москва, но и прочий гради и страны попленения быша от поганых. <здесь перестановка хронографической цитаты, разорванной вставкой из Киприанова абзаца, см. через абзац >

Великий же князь Дмитрей Иванович и со княгинею своею и с детьми бысть на Костроме,

<повтор относительно дальнейшего:> а брат его, князь Володимер Андреевич на Волоце, а мати его и княгини его в Торжку, а владыка Герасим Коломенскый в Новегороде.

 

Ельма же царь распусти вой по всей земли Русской воевати княжение великое. Овии шедше к Володимерю, много людей посекоша и в полон поведоша, а инии ходиша к Звенигороду, а инии к Можайску, а друзии к Волоку, а инии к Переяславлю, и взяша его и огнем пожгоша, а гражане выбегоша на озеро в судех и тамо избыша, а град повергшее. А иные к Юриеву, - мнози гради плениша, а християн посекоша, а иных в полон поведоша, а села и монастыри и церкви святыя огнем пожгоша, волости повоеваша, и много зла сотвориша земли Русской.

 

Князь же Володимер Андреевич стояше ополчився близ Волока, собрав силу около себе; и неции от татар, не ведуще его туто, ни познаша его и наехаша на него, он же, о бозе укрепився, удари на них, и так с милостию божиею иных изсекоша, а иных живых поимаша, а инии побегоша и прибежаша ко царю Тахтамышю и поведаша ему бывшее.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Он же оттоле поча помалу поступати от града Москвы. И оттоле приступи ратию к Коломне, и взя град Коломну, и отъиде. Царь же перевезеся за реку за Оку и взя землю Рязанскую, и огнем пожже, а люди посече. А иные разбегошася, а иных в полон поведоша в орду многое множество рязанцев. Князь же Олег Рязанскый, то видев, побеже.

 

Царь же поиде к орде от Рязани и отпусти посольством на Русь своего шурина, Шихомата, ко князю Дмитрею Костянтиновичю Суздальскому, вкупе с его сыном, со князем с Семеном; а другаго сына его, князя Василия, поя с собою в орду.

 

Отошедшим же татаром, и потом не по мнозех днех благоверный и великый князь Дмитрей Иванович и брат его, князь Володимер Андреевич, кыйждо с своими бояры старейшими, приехаста в свою отчину на Москву, и видеша град взят и пленен и огнем пожжен, а святыя церкви разорены, а людей изсеченых многое множество трупия лежаще мертвых, и о сем сжалился вельми великый князь Дмитрей Иванович, яко и расплакатися им вельми слезно. И кто не плачется таковыя погыбели градныя, или кто не жалует толика народа людей, или кто не потужит селика множества християн, и кто не сетует сицеваго пленения? И повелеша телеса мертвых хоронити, и даваста от осьмидесят человек мертвых по рублю тем, еже хороняху мертвыя; и сочтоша, того всего вдано бысть от погребения мертвых 300 рублев.

 

Не по мнозех же днех великый князь Дмитрей Иванович посла рать свою на князя Ольга Рязанского; князь же Олег не в мнозе людей убежа, а землю его до останку пусту ратнии учиниша, пуще ему бысть и татарскые рати.

 

А Киприяну митрополиту, тогда сущю на Тфери, тамо избывшю ему ратнаго нахожения, и приеха на Москву месяца октября в 7.

 

 

 

 

 

 

Тое же осени прииде из орды посол Карач к великому князю Дмитрею Ивановичю, от царя Тактамыша, еже о миру. Великый же князь Дмитрей Иванович повеле християном дворы ставити и городы рубити.

Ермолинская летопись

О Тохтамышеве рати \Львовская\

В лето 6889. Прииде Кипреянъ на Москву на Възнесение. Того же лета родися князю Володимеру сынъ Иванъ. Тогда же князь велики Ягаило женися, поятъ некоторую королевицю, не имущу ни отца, ни матери, ни братьи, и того ради достася ему королевьство въ Литьскои земле. Того же лета Дионисеи епископъ присла изъ Царяграда два образа, переписав, Пречистыя Одигитрие, иже исходятъ въ вторникъ, въ тои образъ и меру; и поставленъ единъ въ Суздали, а другыи въ Новегороде Нижнемъ, в соборныхъ церквахъ. Тое же осени князь велики посла Пимина въ заточение. Тое же осени князь Литовьски Скригаило, со всею силою Немецкою, стоялъ подъ Полотскомъ и много тягости учини граду, а не взя его.

 

Тое же зимы и тое весны являшеся на въстоце предъ раннею зорею аки столпъ огненъ и звезда копеинымъ образомъ.

 

 

 

 

В лето 6890. Преставися князь Василеи Михаиловичь Кашиньскы маия 6.

Августа 14 родися великому князю Дмитрею сынъ Андреи.

 

 

 

 

Того же лета царь Тахтамышъ посла на Волгу татаръ своихъ и повеле избивати вся гости русския, а суды ихъ переимати на перевоз себе, дабы не было вести на Русь; и пришедъ къ Волзе со всею силою своею, и перевезошася на сю сторону, и поиде изгономъ на Русскую землю.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И то слыша князь Дмитрей Костянтиновичь, и посла къ Тахтамышу сыновъ своихъ, Василья и Семена, они же приидоша въ орду; онъ уже пошолъ бе на Русь, и едва сустигоша его въ рязанскихъ приделехъ, борзо бо бяше иды.

 

 

 

 

 

 

 

 

А князь Олегъ рязански срете его, донележе не вниде въ землю его, и обведе его около своей земли и броды указа ему все по Оце.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Князю же великому едва весть прииде отъ некоторыхъ доброхотяшихъ хрестьяномъ, живущихъ въ странахъ Татарскихъ. Иже бяху на то устроени сущии поборници земли Руостеи.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Онъ же нача полки совокупляти и поиде съ Москвы, хотя противу татаръ; и бысть разно въ князехъ русскихъ: овии хотяху, а инии не хотяху, бяху бо мнози отъ нихъ на Дону избиты; а се царь на нихъ идяше со многою силою и бяше близъ уже, яко совокупитися некогда. Князь же великы въ недоумении бывъ, а татаром уже близъ сущимъ, иде за Волгу, въ градъ свой Кострому.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А во граде Москве мятежь бе великъ: овии бежати хотяху, а инии въ граде сидети.

 

 

 

 

 

 

И бывши мятежи и распре велице, и паки народъ, совокупльшеся, позвониша во все колоколы и сташа суймом, а инии по вратомъ, а инии на вратехъ на всехъ, не токмо пущати хотяху из града крамольниковъ и мятежниковъ, но и грабяху ихъ. Ни самого митрополита усрамилися, но на вся огрозишася, ни бояръ великыхъ устрашишася, и въ вратехъ всехъ съ оружии обнаженными стояху, и съ вратъ камениемъ шибаху, и никого же изъ града пустяху. Потомъ же едва народи умолени быша, вьгпустиша изъ града митрополита, прочихъ съ нимъ ограбивше, а единако съ нимъ мятяху.

 

 

И се прииде къ нимъ въ градъ некий князь литовский Остей, внукъ Ольгердовъ, и той окрепи градъ и затворися въ немъ со множествомъ народъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А царь Тахтамышъ, перешедъ Оку реку, взя преже всехъ Серпоховъ и пождьже и потомъ прииде къ Москве, августа 23. И приехавше не мнози къ граду, воспроcиша о великомъ князи: Есть ли въ граде? Отвещаша же имъ зъ града: Нетъ его!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Они же вокругъ града всего объехаша, смотряще его, и тако отъидоша от града.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И наутрии же самъ царь прииде со всею силою подъ градъ, и приступиша ко граду со все стороны, стреляюще; бяху же стрелы ихъ яко дождь умножены. А гражане противу ихъ стреляху и камениемъ шибаху, но сии съ стенъ збиша гражанъ, еще бо граду тогда ниску сущу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И начаху лествици приставливати къ граду и а стены хотяху взыти. И взвариша воду в котлехъ, льяху нань, а инии стреляху, тюфяки пущаху и пушки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Единъ же некто москвитинъ, суконникъ Адамъ, съ Фроловскихъ воротъ пусти стрелу, напявъ, уби некоего от князей ордынскихъ, славна суща, иже велику печаль сотвори Тахтамышу и всемъ княземъ его.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Стоявъ же царь у города 3 дни, многи брани сотворивъ, и на 4 оболга ихъ князя Остея сице:

 

 

 

 

 

 

 

 

Приехаша бо подъ градъ въ полъ обеда повелениемъ вси князи ордынстии я.

 

 

 

 

 

 

 

 

Съ ними шюрья великого князя, Василей да Семенъ Дмитреевичи, суздальского князя,

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

глаголюще: Васъ, людей своихъ, хощетъ жаловати царь, неповинни бо есте, не достойни смерти, а ополчился есть на великого князя, а отъ васъ ничего же иного требуетъ, но токмо изыдете въ стретение его со княземъ вашимъ, съ легкими дары, хощетъ бо градъ сей видети, а вамъ всемъ даетъ миръ и любовь! А князи суздальстии правду [клятву] хрестьяномъ даша, яко не блюстися ничего.

 

Они же, емше сему веры и отверзше врата, выйдоша преже со княземъ лучший люди съ дары многыми, а по нихъ чинъ священническы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И тако погании преже убиша князя Остея тайно.

 

 

 

А потомъ приидоша ко вратом града и начаша вся безъ милости сечи, священниковъ и прочихъ хрестьянъ, а святыя иконы потопташа.

 

 

 

 

 

 

И тако въ все врата въ градъ внидоша, а инии по лествицамъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И тако вскоре градъ взяша, а хрестьяне вся изсекоша, множество бо ихъ, и всемъ окаяннымъ плеча измокоша, секуще. И тако разграбиша вси церкви, а хрестьянъ прибегшихъ изсекоша въ нихъ; такоже вся казны княжеския взяша, и всехъ людей, иже бяху со многыхъ земль сбеглися, то все взяша.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Взятъ же бе градъ августа 26, въ 7 час дни, въ четвергъ, и огнемъ попаленъ. А люди изсечены, а инии пленены, а инии згореша, а инии истопоша, а инии въ трупьи и въ крови издушишася. Се же не токмо единой Москве сотвориша, но и въ Володимери, и въ Переславли, и въ Юрьеве, и въ Звенигороде, и въ Можайсце и во всехъ волостехъ все поплениша. А переславци сами на езеро бежаша, а градъ ихъ пришедъ сожгоша. Токмо въ сихъ - единъ сей [Кашин?] не взятъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Князь же велики тогда бе со княгинею и съ детьми на Костроме.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А князь Володимеръ Андреевичь за Волокомъ стояше со многими людьми. И ту наехаша на нихъ татары, онъ же удари на нихъ, и тако многыхъ избиша ту, а иныхъ поимаша, а инии прибегоша къ Тахтамышу; он же убояся и нача помалу уступати отъ Москвы. Кипреянъ же митрополитъ тогда во Тфери бе, а мати княжя Володимерова и княгини его въ Торжку, а владыка коломенски Герасимъ въ Новегороде Великомъ [реальный Герасим, вместо мифического Сергия (в т.г. бывшего в переписке с Киприаном), вдохновлял Дмитрия на Куликовскую битву, – и сейчас именно он спасался от татарской мести].

 

А Тахтамыш, отшед от Москвы, и взя град Коломну, и перевезеся за реку, и взя всю землю Рязанскую, люди же поплени, а иных изсече, а Олег убеже.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Поиде же царь от Рязани и отпусти князя Семена къ отцу его Дмитрею съ посломъ своимъ Шихоматомъ, а другово, Василья, поведе съ собою въ орду.

 

 

 

 

 

Посемъ же прииде князь великий и князь Володимеръ на Москву и видеша градъ пожженъ, а церкви разорены, а трупия мертвыхъ многа суща вельми, и многы слезы излияша, и повелеша телеса мертвыхъ погребати, и даваша от 80 мертвецовъ по рублю, и выиде того 300 рублевъ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Посемъ же князь великы отпусти рать свою на Ольга рязанского, онъ же беже, а землю его пусту сотвориша; пуще ему бысть татарской рати.

 

 

 

 

 

Того же лета князь великы посла во Тферь по Кипреяна митрополита Семена Тимофеевича и Михаила Морозова, и прииде октября 7.

 

Того же лета Михаило Тферьскы съ сыномъ Александромъ идее въ орду.

 

Тое же осени прииде на Москву посолъ Карачь съ жалованиемъ къ великому князю от царя; онъ же повеле хрестьяномъ дворы ставити и городъ делати.

 

 

 

 

Тое же осени съеха съ Москвы Кипреянъ митрополитъ на Киевъ, разгневалъ бо ся на него князь великы, что не сиде в осаде, приведе изъ заточения Пимина на митрополью с честью. Тое же зимы Пиминъ постави епискупомъ Саву Сараю въ Переславци. Тогда же прииде изъ Царяграда Дионисеи…

 

Тверской сборник

 

 

В лето 6889. Прииде Киприанъ митрополитъ на Москву.

 

Въ лето 6890. Позолотилъ князь великий Михаилъ верхъ у святаго Спаса въ Твери. Той же осени прииде, передъ Филиповымъ заговениемъ, Пиминъ митрополитъ изъ Царяграда, и князь великий не приалъ его, и клобукъ белой съ главы снялъ. И разведоша дружину его, и послаша его въ Галичь, и тамо пребысть лето, и на Чухомле; съ Чюхомлы приведоша его въ Тверь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Той же зыми знамение проявляшеся на востоце, акы столпъ огненъ, звезда копейнымъ образомъ, прознаменаа горкое пришествие Тахтамышево на Рускую землю.

 

Въ лето 6890.

 

 

 

Родися великому князю Дмитрею сынъ Андрей.

 

 

 

 

 

Того же лета поиде царь Тахтамышь на великого князя Дмитреа,

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

а Олегъ Рязанскый указа ему броды на Оце ; то слышавъ князь великий побежа на Кострому, а царь 1-е Серпуховъ сожже, и поиде къ Москве.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Людие сташа вечемъ, митрополита и великую княгиню ограбиша, и одва вонъ изъ града пустиша.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И прииха на Москву князь Остей Литовскый, внукъ Ольердовъ, окрепи люди, затворися въ граде.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А на третий день оже идетъ ис поля рать Татарскаа, и сташа близъ града, акы 2 перестрела, и рекоша: Есть ли Дмитрей въ граде? И изъ града реша: Нетъ!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И начаша пианици ругатися, кажуще имъ срамы своа, мняхуть бо толко силы есть; они же на градъ саблями махаху. И того дни къ вечеру тии полци отступили; и шедъ взяша Володимеръ и Суздаль, а инии Переяславль. Месяца августа 20 день царь прииде къ Москве съ бесчислеными вои. И видевше со града, убояшася зело. И скоро такы поидоша къ граду, и стрелы пустиша, зрети не дадуще много на градъ, отъ стрелъ падааху, а инии по лестницемъ на градъ хотеша лезти, и льяхуть на нихъ воду, въ котлехъ на граде варячи. И Татарове въ вечернюю годину отъ града отступиша.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Царь же стоа 3 дни. А на 4-й день облъга Остеа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Въ полъобеда приихаша Татарове ко граду.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Съ ними два князя Нижняго Новагорода, Василей да Семенъ Дмитрееви дети Костянтиновича.

 

Татарове глаголють: Пришелъ царь своего холопа показнити Дмитреа, а ныне убеглъ, и царь вамъ повестуетъ: Азъ не пришелъ улуса своего истерети, но соблюсти, а градъ отворите, азъ васъ хощу жаловати!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А князи глаголаху: Мы вамъ крестъ целуемъ, царь хочетъ жаловати!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Князь Остей выиде изъ града съ многыми дары, а священический чинъ со кресты.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И въ томъ часе подъ градомъ убиша Остеа, а честныя иконы на земли легоша одраны.

 

И поидоша, секучи, въ градъ, а инии по лествицамъ на градъ, а гражане сами градъ зажгоша, и бысть ветръ силенъ, и бе огнь на градъ и мечь. <избыток эпического тона>

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И бысть взятъ градъ августа 26 день, при часе 8 дню. Си вся учинися грехъ ради нашихъ, и бысть въскоре все прахъ, а въ пленъ поведоша, акы скотъ. И хотеша ити ко Твери, и посла князь великий Михайло Гурленя предъ царемъ; они же изымавъ быша, и поставиша Гурленя предъ царемъ, и царь повеле грабежъ изыскати, и отпустивъ его съ жалованиемъ къ великому князю Михаилу, съ ярликы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И поиде царь съ Москвы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А князь великий Дмитрей поиха на Москву, и виде изгыбель, пача плачь великъ, и горко стогнание.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А Киприанъ митрополитъ приихалъ въ Тверь изъ Новагорода Великого, и оттоле на Москву.

 

 

 

Той же осени князь великий Михаилъ Тферскый поиде въ Орду, сентября в 5 день, а съ нимъ сынъ его князь Александръ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Той же осени не въсхоте князь великий Дмитрей Кыприяна митрополита, и Кыприанъ поихавъ въ Киевъ; а Пимена съ честию проведе съ Твери на Москву, и бысть митрополитъ всеа Руси.

 

 

 

 

 

 

В лето 6891. Князь великий Дмитрей посла сына своего Василиа въ Орду. Той же осени бысть знамение, сентебра въ 23: тма бысть грозна въ 1 часъ дни, попле акы туча съ западныа страны скоро велми, и покрачи светъ до 3-а годыны; птици летающеи падаху на земли, и не доведааху людие, что се есть, зане облакы желты сущее и тонковидны зело. Се же знамение не добро поведаютъ, якоже при Антиохове нахождение на Иерусалимъ человеци являхуся на въздусе въоружине и колеснице; (по инымъ же странамъ тогда облаки прехожаху), и бысть много на Киевъ.

 

Въ лето 6892.

 

Въ лето 6893. Князь великий Михайло жени сына своего князя Бориса у Святослава Смоленскаго, а князя Василиа у князя Володимера Киевскаго и венчаша и въ Тфери, въ святомъ Спасе.

 

Въ лето 6894, месяца марта в 22 день, Святославъ, князь Смоленскый поиде съ силою великою…

 

Софийская летопись

В лето 6890. Повесть о московском взятии от царя Тахтамыша и о пленении Земли Русскыя

бысть некое проявление, по многы нощи являшеся таково знамение на небеси: на востоце, пред раннею зарею, звезда некая акы хвостата и акы копейным образом, овогда же в вечерней зоре являшеся, а овогда в ранней зоре являшеся. То многажды бываше. Се же знамение проявляйте злое пришествие Тактамышево на Русскую землю и горькое поганых татар нахожение на християн, якоже се бысть, гневом божиим, за умножение грехов наших.

 

Бысть в третие лето царства Тактамышева, царствующю ему в орде и в Сараи. И того же лета царства его посла татар своих в Болгары, еже есть град на Волзе, и повеле торговци русскыя избити и гости грабити, а суды их и с товаром отъимати и попровадити к себе на перевоз. А сам потщався с яростию, собрав воя многы и поиде к Волзе, со всею силою своею, я перевезеся на сю страну Волгы со всеми князи своими и с безбожною силою татарскою. И поиде изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русскую землю. Ведяше бо рать изневести внезапу, со умением и тацем злохитрием, не дающе вести пред собе, да не услышано будет на Русской земли устремление его.

 

И то слышав, великый князь Дмитрий Костянтинович Суздальский и посла два сына своя ко царю Тактамышю, князя Василия да князя Семена. Они же, пришедше, не обретоша его, бе бо грядый борзо на Русь, и гнаша в след его неколько дний, и переняша дорогу его на месте, нарицаемом Серначе, и поидоша за ним со тщанием дорогою, и состигоша его близ предел Рязанскых.

 

А князь Олег Рязанскый срете царя Тактамыша, преже даже не вниде в землю Рязанскую. И бив ему челом и бысть ему помощник на победу Руси, но и поспешник на пакость християном. И иная некая словеса изнесе о том, како пленити землю Русскую и како без труда взяти камен город Москву, и како победити и изнимати великого князя Дмитрия Ивановича. Еще же и царя обведе около своея отчины, земли Рязанскыя, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помагаше.

 

А в то время неколи си, едва прииде весть великому князю Дмитрею Ивановичи, возвещающе рать татарскую. Аще бо и не хотяше Тактамыш, дабы кто принесл вести на Русскую землю о его приходе, того бо ради вси гости русскыя поимани быша и пограблени и удержани, дабы не было вести Руси. Но обаче суть неции доброхоты на пределех ординскых на то устроени, поборници суще земли Русской. Великый же князь Дмитрий Иванович слыша таковую весть, оже идеть на него сам царь во множестве силы своея, и нача совкупляти свои полци ратных, и выеха из города Москвы, хотя итти противу ратных татар. И начата думати такову думу великий князь Дмитрей Иванович со всеми князи русскими. <скрыто над ними главенство Дмитрия>

И обретеся разность в них, не хотяху помагати. Не помянуша Давыда пророка глаголюща: Се коль добро и коль красно, еже жити братии вкупе! - и другому приснопомнимому рекшю: Друг другу пособляя и брат брату помагая яко град тверд есть! Бывши же промежи ими неодиначству и неимоверству.

 

 

 

И то познав и разумев, великый князь Дмитрей Иванович и бысть в недоумении и размышлении, не хотя стати противу самого царя. Но поеха в свой град Переяславль, и оттуду мимо Ростов, и, пакы реку, вборзе и на Кострому. А Киприян митрополит приеха на Москву.

 

 

 

 

В граде же на Москве бысть замятия велика, бяху людие смущени, аки овца не имуще пастыря, гражанстии народи возмятошася: ови хотяху сести в граде и затворитися, а друзии бежати помышляху. И бывши распре промежи ими велице, овии с рухлядию вмещающеся в град, а друзии с града бежаху, ограблени суще; и сотвориша вече, позвониша во все колоколы и сташа суймом народи мятежници, крамольници: иже хотяху изъити из града нетокмо не пущаху из града, но и грабляху, ни самого митрополита не стыдешася, ни бояр великых не усрамишася, но на вся огрозишася, и сташа на всех воротех градских, сверху камением шибаху, а доле на земли со оружием стояху со обнаженым, не пущающе вылезти и едва умолены бывше, позде некогда выпустиша их из града, и то ограбивше.

 

 

 

 

 

Граду же единаче мятущюся, акы морю в велице бури, ни откуду же утешения обретше, но паче больших зол ожидающе. Потом же приеха к ним в город некоторый князь Литовскый, именем Остей, внук великого князя Ольгерда. И той окрепив народы, и мятеж градный устави и затворися с ними в граде во осаде со множеством народа, с теми, елико ся их оста, и елико бе бежлян сбежалося с волостей, и от иных градов елико приключшихся в то время и от стран, бояре, и сурожане, и суконникы, и прочий купци, и архимандриты, и игумены, и протопопы, прозвитеры и дьяконы, и чернеци, и всяк возраст мужска полу и женскаго и со младенци.

<повтор!> Князь Олег обведе царя около своея вотчины, земли Рязанскыя, и указа ему вся сущая броды на реце на Оце.

 

Царь же перешед реку Оку и преже всех взя град Серпохов и огнем пожже; оттуду же прииде к Москве граду, напрасно устремися, наполнися духа ратнаго, волости и села воююще и жгуще, а народ християнскый секуще и убивающе всяческыи, а иныя люди в полон емлюще. И прииде ратию к городу Москве, а сила татарская прииде месяца августа в 23, в понедельник. И приидоша не вси полци к городу; и начата кличуще вопрашивати, глаголюще: Есть ли зде в граде великый князь Дмитрей? Они же с града, с забрал, глаголаху им: Нету!

 

Татарове же отступиша и поехаша около города, обзирающе и разсмотряюще приступов, и рвов, и врат, и забрал, и стрельниц. И паки сташа зряще на град. Тогда же в граде добрые люди моляхуся богу день и нощь и пристояще посту и молитве, ожидающе смерти, готовящеся с покаянием и с причастием и со слезами. Неции же недобрии человеци начата обходити по двором, и износяще из погребов меды господскыя и суды сребряныя и сткляници драгия, и упивахуся до великаго пияна, и к шатанию дерзость прилагаху, глаголюще: Не устрашаемся нахожения поганых татар, селик тверд град имуще, иже суть стены камены и врата железна! - не терпят бо ти под градом долго стояти, сугуб страх имуще, изнутри града бойци, а внеуду града князей наших совкупляемым нахожения блюдутся! И паки взлазяще на град, пияни суще, и шатахуся, и ругающеся татаром, образом безстудным досажающе, и некая словеса износяще исполнь укоризны и хулы кидаху на ня, мняхут бо толико силы татарскыя и есть; татарове же прямо к ним на град голыми саблями своими машуще, образом аки тинаху, накивающе издалеча.

 

И в той день те полци отступиша от града, наутрия же сам царь приступи ко граду со всею силою своею под град, гражане же узревше с града силу велику и ужасошася зело; татарове же паки поидоша к городу, гражане же пустиша на них по стреле, они же паче своими стрелами стреляху на град, аки дождь умножен зело, не дадуще ни прозрети. И мнози на градных заборолах стояху и от стрел падаху язвени, и одолевахут бо стрелы татарскые паче, нежели градскыя, бяхут бо у них стрелци горазди вельми, овии от них стояще стреляху, а инии скоро рищуще, изучени суще, а друзии от них на конех скоро ездяще, на обе руце, наперед и назад, скоро и улучно без прогрехи стреляху! А инии от них створиша лестници и присланяху ко граду и лазяхут на стену, гражане же воду в котлех варяще и кипятнею лияхут их, ти тако возбраняхут им.

 

Отшедшим же им, и паки приступлешим, и тако по три дни бияхуся промеж себе, пренемагающе. Егда бо татарове приступаху близ стен градских, тогда гражане стрегуще града и супротивящеся им, овии стрелами стреляху с заборол, овии же камением шибаху на ня, друзии же тюфякы пущаху на них, а инии самострелы напинающе пущаху и порокы пущаху, а инии великими пушками.

 

В них же бе един гражанин, именем Адам, Москвитин бе суконник, иже бе над враты Фроловскими, приметив единого татарина нарочита и славна, еже бе сын некоторого князя ординского, и напя самострел и испусти напрасно стрелу на него, ею же уязви его в сердце его гневливое и вскоре смерть ему нанесе; се же бе велика язва всем татаром, яко и самому царю тужити о нем.

 

Сим же тако пребывающим, царь же стоя у города 3 дни, а на четвертый день оболга князя их Остея лживыми речми и лживым миром, и вызва его вон из града и уби его пред враты града, а ратем всем своим повеле приступить к городу со все стороны.

 

Какова же бысть облесть князю Остею и всем гражаном, сущим в осаде. Понеже царю стоявшу 3 дни около города, а на четвертый день наутреи в полъобеда, по повелению цареву, приехаша под город татарове большие, и князи ординстии, и рядци его.

 

С ними же два князя суздальскыя, Василей да Семен, сынове великого князя Дмитрия суздальского.

 

И пришедше под город близ стен градных по опасу и начата глаголати к народу, сущему в граде: Царь вас, своих людей, хочет жаловати, понеже неповинни есте и ни есте достойни смерти; не на вас бо воюя пришел, но на великого князя Дмитрия Ивановича ополчился есть, вы же достойни есть милования, и ничто же иного не требует от вас, развие токмо изъидете противу ему в сретение с честию и с дары, купно же и с своим князем; хощет бо видети град сей и в онь внити и в нем побывати, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему врата градная отворите!

 

Такоже и князи Нижнего Новагорода глаголаху: Имите нам веры, мы бо ваши есмя князи хриетианстии, вам то же глаголем и правду даем на том!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Народи же християнстии веру яша словесем их, си помыслиша и прельстишася, ослепи бо их злоба татарская и омрачи я прелесть бесерменская, ни познаша, ни помянуша глаголющаго: Не всякому духу имите веры! И отвориша врата градная, и выидоша со князем своим и с дары многыми ко царю, такоже и архимандриты и игумени и Попове со кресты, а по них бояре и большие люди, и потом народ и черные люди.

 

И в том часе татарове почали сечи напрасно. А князь Остей преже того убиен бысть пред градом.

 

Ту же почаша сечи архимандритов и игуменов и попов, аще и в ризах со кресты, и бояр и честных людей; и ту бяше видети святые иконы повержены на земли лежаща, и кресты честныя без чести небрегоми и ногами топчеми, ободраны и обоиманы.

 

Татарове же, такоже и поидоша в град, секуще, а инии по лестницам на город взидоша. Никому же бранящю им с города, ни забрал не имуще, не сущю избавляющю, ниже спасающю.

 

И бысть внутрь града сеча велика и внеуду сеча.

 

Толико же сечаху, яко и рукы и плеща их измолкоша, и сила их изнеможе, саблям же их острия притупишася! Людие християнстии, суще в граде, бегающе по улицам семо и овамо, скоро рыщюще толпами, вопиюще вельми и глаголюще, биюще в перси своя: несть где избавления обрести, и несть где смерти убежати, и несть где острия меча укрытися, оскуде князь и воеводы их, и все воинство их потребися, и оружия их до конца изчезоша; овии в церквах каменых затворяхуся, но и тамо не избыша, безбожний же силою двери разбита церковныя и сех мечи изсекоша; везде же крик и вопль велик и страшен бываше, и яко не слышати друг друга вопиюща, множеству народу кричащю, они же крестиян изводяще, лупяще, изобнаживше сечаху. А церкви соборныя разграбиша, и олтаря святая места попраша, и кресты честныя и иконы чудныя одраша, украшеныя златом и сребром и женчюгом и камением драгим, и пелены златом шитыя и женчюгом саженыя ободраша, и с святых икон кузнь содраша, и святыя иконы попраша, и сосуды святыя церковныя, служебныя и священныя, златокованыя и серебряныя многоценныя поимаша, и ризы поповския многоценныя расхитиша; и книг множестве снесено со всего града и из сел, в сборных церквах многое множество наметано, сохранения ради спроважено, то все безвестно сотвориша. Что же изорчем о казне великого князя, яко и тоя многа сокровища скоро истощиша и велехвальное богатство и богатотворное имение быстрообразно разнесоша? Приидем же о взискании прочих и многых бояр старейших, их же казны долговременством сбираеми и благоденством исполненыя, хранильница их исполнь богатства и многоценнаго имения неизчетна, то все взяша на расхищение; и паки другие суще в граде сурожане, суконници и купци, их же суть храми наполнени богатства, всякого товара, и та вся расхитиша; и многи монастыри разориша, и многи святыя церкви разрушиша, и много в них убийство створиша, и в священных олтарех много кровопролитие содеяша окаяннии, и святая места оскверниша. Якоже пророк глаголаше: "Боже! приидоша языци в достояние твое, оскверниша церковь святую твою; положиша Иерусалима яко овощное хранилище, положиша трупия раб твоих бращно птицам небесным, плоти преподобных твоих зверем земным, пролияша кровь их аки воду", окрест Москвы не бе погребая их; "девица их не осетованы быша, и вдовица их не оплаканы быша, иерея и священници их оружием падоша"; была бо тогда сеча велика зело, и безчисленое множество паде ту избиеных муж и жен мертвых лежаще непокровены. Ту же убиен бысть Симеон архимандрит Спаскый, и другий архимандрит Ияков, и инии игумени, и попы и дьякони, и черноризци и черници, от уна и до стара, мужеска полу и женска, те все посечени; а инии в воде истопоша, а друзии огнем сгореша, а инии в полон множайши поведоша, в работу поганьскую и в страну Татарскую пленени быша. И бяше тогда видети в граде плач и рыдание и вопль мног, и слезы и крик неутешимый и стенание много, и печаль горькая и скорбь неутешимая, беда нестерпимая, нужа ужасная и горесть смертная, страх и ужас и трепет, и дряхлование, срам и посмех от поганых християном. Си вся приключися за умножение грех наших.

 

Тако вскоре злии взяша град Москву, месяца августа в 26, на память святого мученика Андрияна и Наталии, в 7 час дни, в четверг по обедех, и град огнем запалиша, а товар и богатство все раэграбиша, а людие мечу предаша; и бысть оттоле огнь, а отселе меч, овии, от огня бежачи, мечем помроша, а друзии, от меча бежачи, в огне сгореша; и бысть им четверообразна пагуба, первое от меча, 2-е от огня, третие от воды, четвертое в плен поведени быша. Бяше бо дотоле видети град Москва велик и чюден, и много людий в нем и всякого узорочия, и в том часе изменися, егда взят бысть и пожжен; не видети иного ничего же, развие дым и земля, и трупия мертвых многых лежаща, церкви святыя запалени быша и падошася, а каменыя стояща выгоревшая внутри и огрревшая вне, и несть видети в них пения, ни звонения в колоколы, никого же людей ходяща к церкви, и не бе слышати в церкви поющаго гласа, ни славословия; но все бяше видети пусто, ни единого же бе видети ходяща по пожару людей -- и не един град взят Москва, но и прочий гради и страны попленения быша от поганых. <здесь перестановка хронографической цитаты, разорванной вставкой из Киприанова абзаца, см. через абзац >

Великий же князь Дмитрей Иванович и со княгинею своею и с детьми бысть на Костроме,

<повтор относительно дальнейшего:> а брат его, князь Володимер Андреевич на Волоце, а мати его и княгини его в Торжку, а владыка Герасим Коломенскый в Новегороде.

 

Ельма же царь распусти вой по всей земли Русской воевати княжение великое. Овии шедше к Володимерю, много людей посекоша и в полон поведоша, а инии ходиша к Звенигороду, а инии к Можайску, а друзии к Волоку, а инии к Переяславлю, и взяша его и огнем пожгоша, а гражане выбегоша на озеро в судех и тамо избыша, а град повергшее. А иные к Юриеву, - мнози гради плениша, а християн посекоша, а иных в полон поведоша, а села и монастыри и церкви святыя огнем пожгоша, волости повоеваша, и много зла сотвориша земли Русской.

 

Князь же Володимер Андреевич стояше ополчився близ Волока, собрав силу около себе; и неции от татар, не ведуще его туто, ни познаша его и наехаша на него, он же, о бозе укрепився, удари на них, и такс милостию божиею иных изсекоша, а иных живых поимаша, а инии побегоша и прибежаша ко царю Тахтамышю и поведаша ему бывшее.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Он же оттоле поча помалу поступати от града Москвы. И оттоле приступи ратию к Коломне, и взя град Коломну, и отъиде. Царь же перевезеся за реку за Оку и взя землю Рязанскую и огнем пожже, а люди посече, а иные разбегошася, а иных в полон поведоша в орду многое множество рязанцев. Князь же Олег Рязанскый, то видев, побеже.

 

Царь же поиде к орде от Рязани и отпусти посольством на Русь своего шурина, Шихомата, ко князю Дмитрею Костянтиновичю Суздальскому, вкупе с его сыном, со князем с Семеном; а другаго сына его, князя Василия, поя с собою в орду.

 

Отошедшим же татаром, и потом не по мнозех днех благоверный и великый князь Дмитрей Иванович и брат его, князь Володимер Андреевич, кыйждо с своими бояры старейшими, приехаста в свою отчину на Москву, и видеша град взят и пленен и огнем пожжен, а святыя церкви разорены, а людей изсеченых многое множество трупия лежаще мертвых, и о сем сжалился вельми великый князь Дмитрей Иванович, яко и расплакатися им вельми слезно. И кто не плачется таковыя погыбели градныя, или кто не жалует толика народа людей, или кто не потужит селика множества християн, и кто не сетует сицеваго пленения? И повелеша телеса мертвых хоронити, и даваста от осьмидесят человек мертвых по рублю тем, еже хороняху мертвыя; и сочтоша, того всего вдано бысть от погребения мертвых 300 рублев.

 

Не по мнозех же днех великый князь Дмитрей Иванович посла рать свою на князя Ольга Рязанского; князь же Олег не в мнозе людей убежа, а землю его до останку пусту ратнии учиниша, пуще ему бысть и татарскые рати.

 

А Киприяну митрополиту, тогда сущю на Тфери, тамо избывшю ему ратнаго нахожения, и приеха на Москву месяца октября в 7.

 

 

 

 

 

 

Тое же осени прииде из орды посол Карач к великому князю Дмитрею Ивановичю, от царя Тактамыша, еже о миру. Великый же князь Дмитрей Иванович повеле християном дворы ставити и городы рубити.

Карамзинская летопись

В лето 6890. О пленении и о прихожении Тахтамыша царя, и о Московскомъ взятьи

 

Бысть некое проявление, по многы нощи являшеся таково знамение на небеси: на въстоце, пред раннею зарею, звезда некаа, аки хвостата и аки копейнымъ образомъ, овогда в вечерней зари, овогда же въ утреней. То же многажды бываше. Се же знамение проявляше злое пришествие Тахтамышево на Рускую землю и горкое поганых татаръ нахожение на христианы, яко же и бысть гневомь божиимь за умножение грехов наших.

 

 

Бысть въ третие лето царства Тахтамышева, царствующу ему въ Орде и в Сараи. И того лета царь Тахтамыш посла слуги своя в град, нарицаемый Блъгары, еже есть на Волзе, и повеле торговци рускиа и гости христианскыа грабити, а суды их и с товаромъ отимати и провадити к собе на перевоз. А самъ потщася съ яростию, събрав воя многы, и подвижеся к Волзе, съ всею силою своею. Перевезеся на сию страну Волги, съ всеми своими князьми - з безбожными вои, с татарскими плъки. И поиде изгономъ на великого князя Дмитриа Ивановича и на всю Русь. Ведяше же рать внезапу из невести, умениемъ тацемъ злохитриемъ, не дающи вести преди себе, да не услышано будет на Руси устремление его.

 

И то слышав, князь Дмитрий Костянтинович Суждалскый посла к царю Тахтамышу два сына своя, Василья да Семена. Они же, пришедше, не обретоша его, беаше бо грядя борзо на христианъ, и гнаша вслед его неколико днии, и переяша дорогу его на месте, нарицаемемъ Сернаце, и поидоша по дорозе его съ тщаниемь, и постигоша его близ пределъ Рязанскыа земля.

 

А князь Олегъ Рязанский срте царя Тахтамыша преже даже не вниде в землю Рязанскую. И бивъ ему челомъ, и бысть ему помощникь на победу Руси, но и споспешник на пакость христианом. И ина некаа словеса изнесе о томъ, како пленити землю Рускую, како бес труда взяти каменъ град Москву, како победити и издобыти князя Дмитриа. Еще же к тому обведе царя около всей своей отчине, Рязанские земли, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помагаше.

 

А в то время позде некако си, едва прииде весть князю великому, възвещающу татарскую рать. Аще бо и не хотяше Тахтамышь, дабы кто принеслъ весть на Русь о его приходе, того бо ради вси гости руские поимани быша и пограблени, и удержани, дабы не было вести Руси. Но обаче суть неции доброхоты на пределех ордынских на то устроени, поборници суще земли Рустеи. Слышав же князь великый таковую весть, оже идеть на него самь царь въ множестве силы своея, нача сбирати воя и съвокупляти плъки своя, и выеха из града Москвы, хотя ити противу татаръ. И ту начашя думу думати князь же Дмитрий с прочими князьми рускими, и с воеводами, и с думци, и с велможи, с бояры старейшими, и всячьскы гадавше.

 

И обретеся въ князех розность, и не хотяху пособляти друг другу, и не изволиша помагати брат брату, не помянушя Давидова пророка, глаголюща: Се коль добро и коль красно, еже жити братии вкупе! - и другому присно помнимому, рекшу: Друг другу посабляа и брат брату помагаа, яко град твердъ! Бывшу же промежи ими не единачеству, но неимоверству!

 

И то познав, и разумевъ, и разсмотревъ, благоверный бысть в недоумении и в размышлении велице, и убояся стати в лице противу самого царя. И не ста на бой противу его, и не подъя рукы на царя, но поеха в град свой в Переяславль, и оттуду — мимо Ростова, и, паки реку, вборзе на Кострому. А Киприанъ митрополит приеха на Москву.

 

А на Москве бысть замятня велика и мятеж великъ зело. Бяху людие смущени, яко овца, не имуще пастуха, гражанстии народи възмятошася и въсколибашася якои пьани. Овии седети хотяху, затворившеся въ граде, а друзии бежати помышляше. И бывши промежи ими распри велице, овии с рухлядью въ град вмещахуся, а друзии из града бежаху, ограблени суще. И створиша вече, позвониша въ вся колоколы. И всташя вечемь народи мятежници, недобрии человецы, людие крамолници: хотящих изити из града не токмо не пущаху вонъ из града, но и грабяху, ни самого митрополита не постыдешася, ни бояръ лучших не усрамишася, ни усрамишася сединъ старець многолетных. Но на вся огрозишася, ставше на всех вратех градскихъ, сверху камениемь шибаху, а доле на земли с рогатинами, и с сулицами, и съ обнаженымъ оружиемь стояху, и не дадуще вылести из града, и едва умолени быша позде некогда выпустиша их из града, и то ограбивше.

 

Граду же единаче в мятежи смущающуся, аки морю мутящуся в бури велице, и ниоткуду же утешениа обретающе, но паче болших и пущих золъ ожидаху. Сим же тако бывающимъ, и потом приеха к нимь въ град некоторый князь литовьскый, именемь Остей, внукъ Олгердов. И тъй окрепивъ народы, и мятеж градный укротивъ, и затворися с ними в граде въ осаде съ множествомъ народа, с теми, елико осталося гражан, и елико бежанъ збежалося с волостей, и елико от инех градов и от странъ. Приключишася в то время бояре, сурожане, суконники и прочии купци, архимандрити и игумени, протопопы, прозвитеры, дьяконы, черньци, и всякъ възрастъ — мужескъ пол и женескъ, и съ младенци.

 

Князь же Олегъ обведъ царя около своей земли и указа ему вся броды, сущаа на реце на Оце. Царь же перешед реку Оку и преже всех взя град Серпохов и огнемь пожже. И оттуду поиде к Москве, напрасно устремився, духа ратнаго наполнися, волости и села жгуще и воююще, а народ христианский секуще и всяческы убивающе, а иныи люди в полон емлюще. И прииде ратью к граду Москве. А сила татарскаа прииде месяца августа 23 в понедельник. И приехавши не вси плъци к граду, начаша кличюще въпрашивати, въпиюще и глаголюще: Есть ли зде князь Дмитрий? Они же из града с заборолъ отвещавше, рекошя: Нетъ! Татарове же, отступивше недалече, и поехаша около града, обзирающе и разсматряюще приступы и рвы, и врата, и забралы, и стрелници. И пакы стояху, зряще на град.

 

А тогда в граде внутрьуду добрии людие моляхуся Богу день и нощь, предстоаще посту и молитве, ожидающе смерти, готовляхуся с покааниемь, и с причастиемь, и слезами. Неции же недобрии человеци начаша обходити по дворомъ, износяще ис погребов меды господьскиа и съсуды сребреныа, и стькляници драгыа, и упивахуся даже и до пиана, и к шатанию дерзость прилагаху, глаголюще: Не устрашаемся нахожениа поганых татаръ, селикъ твердъ град имущи, еже суть стены камены и врата железна! Не терпят бо ти долго стояти под градом нашимъ, сугубь страх имуще, изнутрь града — бойци, а извне — князей наших съвокупляемых устремлениа боятся! И пакы възлазяще на град, пиани суще шатахуся, ругающеся татаромъ, образомъ бестуднымъ досажающе, и некаа словеса износяще, исплънь укоризны, и хулы, и кидаху на ня, мняху бо толико то и есть силы татарские. Татарове же прямо к нимь на градъ голыма сабли машуще, образом аки тинаху, накивающе издалече.

 

И в той день к вечеру ти полци от града отступиша, и на утриа самь царь приступи съ всею силою и съ всеми полки своими под град. Гражане же з града узревше силу велику и убояшася зело. Татарове же такъ и поидоша к граду. Гражане же пустишя на ня по стреле, и они паче стреляше, и идяху стрелы их на град аки дождева тучя умножена зело, не дадуще ни прозрети. И мнози на граде стояще и на забралех от стрелъ падаху, одоляху бо татарскыа стрелы паче, нежели гражанскыа, бяху бо у них стрелци горазди вельми. Ови от них стояще стреляху, а друзии скоро рищуще изучени суще, инии на коне борзо гоняще на обе руце, и пакы и напред и назадъ скорополучно без прогрехы стреляху. А друзии от них, створше лествици и присланяюще я, лазяху на стены. Гражане же воду в котлех варяще кипятню и льяху на ня, и тако възбраняхуть им. Отшедшим же симь, и пакы приступльшимъ. И тако по три дня бьяхуся промеж собою пренемагающеся. Егда бо татарове приступаху к граду, близ приступающе к стенамъ градскимь, тогда гражане, стрегущи града, супротивишася имъ везбраняюще: ови стрелами стреляху съ заборол, овии же камениемь шибаху на ня, друзии же тюфяки пущаху н них, а инии самострелы, напрязающе, пругаху и порокы. Есть же неции, егда и самыа ты пушки пущаху. В них же бе единъ некто гражанинъ москвитин, суконникь, именемь Адамь, иже бе над враты Фроловскими приметив и назнаменав единого татарина нарочита и славна, иже бе сынь некоего князя ордынского, напрягъ стрелу самострелную, юже испусти напрасно, еюже и унзе и в сердце гневливое, въскоре и смерть ему нанесе. Се же бысть велика язва всемъ татаромъ, яко и самому царю стужити о семь. Сим же тако бывающим, царь стояв у града 3 дни, а на 4 день оболга князя Остея лживыми речми и лживымь миромъ, и вызва его вонъ из града, и уби его пред враты града, а ратемь своимъ всемь повеле оступити град съ вси стороны.

 

Какова же бысть облесть Остею и всемь гражаномъ, сущимъ въ осаде? И понеже царю стоявшу 3 дня, а на 4 и наутриа, в полобеда, по повелению цареву приехаша татарове нарочитии, болшии князи ордынские и рядци его, с ними же два князя суждалскые, Василей да Семенъ, сынове князя Дмитриа Суждальского. И пришедше под град, приближившеся близ стенъ градскых по опасу, и начашя глаголати к народу, сущему в граде: Царь вас, своих люди, хощет жаловати, понеже неповинни есте, и несте достойни смерти, не на вас бо воюя прииде, но на Дмитриа, ратуя, оплъчися, вы же достойни бысте милованиа! Иного же ничто же не требуеть от вас, развее токмо изыдете противу его въ стретение ему с честью и з дары, купно и с своимъ княземь, хощет бо видети градъ сей и в онь внити, и в немь побывать, а вамъ дарует миръ и любовь свою, а вы ему врата градные отворите! Такоже и князи Нижняго Новаграда глаголаху: Имете веры намъ, мы есмы ваши князи христианскые, вамъ на томъ правду даемъ! Народи же гражанстии веруяшя словесемъ их, си помыслиша и прелстишася, ослепи бо их злоба татарскаа и омрачи я прелесть бесерменскаа; ни познашя, ни помянуша глаголющаго: Не всякому духу веру имеете! И отвориша врата градная, и выйдошя съ своимъ княземь и с дары многими к царю, такоже и архимандритове, игумени и попове съ кресты, и по них бояре и лучшии мужи, и потом народъ и черные люди.

 

И в томъ часе начашя татарове сечи их по ряду напрасно. Преже всех их убиенъ бысть князь Остей пред градом, и потом начаша сечи попов и игуменов, аще и в ризах съ кресты, и черных люди. И ту бяше видети святыа иконы повержены и на земли лежаща, и кресты честныа без чести небрегомы, ногами топчемы, обоиманы же и одраны. Татарове же поидоша пакы в град, секуще, а иные по лествицамь на град взидоша, никому же възбраняющу съ забрал, не сущу забралнику на стенах, и не сущу избавляющу, ниже спасающу. И бысть внутрь града сечя велика, а внеуду такоже. Толико же сечаху, дондеже руце их и плеща их измолкошя, и сила их изнеможе, сабли их не имут — остриа их притупишася. Людие крстьяньстии, сущии тогда в граде, бегающе по улицамъ семо и овамо, скоро рищуще толпами, въпиюще и глаголюще, и в перси своя бьюще. Негде избавлениа обрести, и негде смерти избыти, и несть где остриа меча укрытися! Оскуде князь и воевода, и все воинство их потребися, и оружиа их до конца исчезоша! Ови в церквах съборных каменных затворишася, но и тамо не избыша, безбожнии бо силою разбиша двери церковныа и сих мечи изсекошя. Везде же крикъ и вопль великь страшенъ бываше, яко не слышати друг друга въпиюща, множеством народа кричаща. Они же, христиан изводяще изъ церкви, лупяще и обнажающе, сечаху, и церкви съборныа разграбиша, и олтаря святыа места попраша, и кресты честныа и иконы чюдные одрашя, украшеныя златомъ и сребромъ и женчюгом и бисеромъ, и камениемь драгымъ; и пелены, златомъ шитыя и женчюгомъ саженыа, оборвашя, и съ святых икон кузнь съдравше, а святыя иконы попрашя, и съсуды церковныа служебныа священныа, златокованыя и сребряныя, многоценныа, поимашя, и ризы поповскыа многоценныа расхитиша. Книг же много множество снесено съ всего града и из селъ в соборных церквах до стропа наметано, спроважено съхранениа ради — то все без вести сътвориша. Что же изърцемь о казне великаго князя, яко и тоя многоскровеное скровище скоро истощися, и велехранное богатство и богатотворное имение быстрообразно разнесено бысть.

 

Приидемъ в сказание и прочих и многыхъ бояръ старейшихъ: их же казны долговременствомъ сбираемы и благоденьствомъ наплъняемы, и хранилища их исплънь богатства и имениа многоценнаго и неизчетнаго — то все взяша и понесоша. И пакы другыа сущии в граде купци, яже суть богатии людие, храмины ихъ наполнены всякого добра, и клети их нанесены всякого товара разноличнаго — то все взяша и расхитиша. Многы монастыри и многы церкви разрушиша, въ святыхъ церквах убийство сдеяша, и въ свящанных олтарех кровопролитие створиша окааннии, и святаа места погании оскверниша. Якоже пророкъ глаголаше: Боже, приидошя языци в достоание Твое, и оскверниша церковь святую Твою, положиша Иерусалима яко овощное хранилще, положиша трупиа рабъ Твоих — брашно птицам небеснымь, плоти преподобных твоих — зверемь земнымъ, пролиашя кровь их, яко воду, окрестъ Москвы, не бе погребаяи, и девиця их не осетованы быша, и вдовица их не оплакани бышя, и священницы их оружиемь падошя. Была бо тогда сечя зла зело, и мното безчисленое множество ту паде трупиа руси, от татаръ избиеных, многых мертвых лежаху телеса, мужи и жены не покровены. И ту убиен бысть Семенъ, архимандрит Спасьскый, и другый архимандрит Иаков, и инии мнози игумени, попове, дьякони, крилошане, четци, певци, черньци и простци, от юнаго и до старца, мужска полу и женска. Ти вси посечени бышя, а друзии огнемь изгореша, а инии в воде истопоша, а инии множайшии от них в полон поведени быша и в работу поганскую, и въ страну татарскую пленени бышя. И бяше видети тогда в граде плач и рыдание, и вопль многъ, слезы неисчетенныа, крикъ неутолимый, стонание многое, оханье сетованное, печаль горкаа, скорбь неутишимая, беда нестерпимаа, нужа ужаснаа, горесть смертнаа, страх, трепет, ужасъ, дряхлование, изчезновение, попрание, безчестие, поругание, посм?ание врагов, укоръ, студ, срамота, поношение, уничижение.

 

Си вся приключишася на христианскомь роде от поганых за грехы нашя. И тако вскоре злии взяша градъ Москву месяца августа въ 26 на память святого мученика Андреана и Натальи въ 7 час дни в четверг по обеде. Товаръ же и всяческаа имениа пограбишя, и град огнемь зажгоша — град убо огню предашя, а людии — мечю. И бысть оттоле огнь, а отселе мечь: овии, огня бежаща, мечем умроша, а друзии — меча бежаще, въ огни сгореша. И бысть имъ четверообразнаа пагуба: пръвое — от меча, второе — от огня, третие — в воде потопоша, четверътое — въ пленение поведени быша.

 

И бяше дотоле, преже видети, была Москва град великъ, град чюденъ, градъ многочеловеченъ, в нем же множество людий, в нем же множество господьства, в нем же множество всякого узорочья. И пакы въ единомъ часе изменися видение его, егда взят бысть, и посеченъ, и пожженъ. И видети его нечего, разве токмо земля, и персть, и прах, и пепел, и трупиа мертвых многа лежаща, и святыа церкви стояще акы разорены, аки осиротевши, аки овдовевши.

 

Плачется церкви о чядех церковных, паче же о избьеных, яко матере о чадех плачющися. О, чада церковнаа, о, страстотерпци избъении, иже нужную кончину подъясте, иже сугубую смерть претръпесте — от огня и мечя, от поганых насилства! Церкви стоаше не имущи лепоты, ни красоты! Где тогда красота церковнаа, понеже престала служба, еюже многа блага у Господа просимъ, престала святаа литургиа, престала святаа просфира приношение, еже на святомъ жрътвнице, престала молитва заутреняа и вечерняа, преста гласъ псалму, по всему граду умлъкоша песни! Увы мне! Страшно се слышати, страшнее же тогда было видети! Греси наши то намъ створиша! Где благочиние и благостоание церковное? Где четци и певци? Где клиросници церковнии? Где суть священници, служащии Богу день и нощь? Вси лежать и почиша, вси уснуша, вси пос?чени быша и избьени быша, усечениемь меча умрошя. Несть позвонениа в колоколы, и в било несть зовущаго, ни текущаго; не слышати в церкви гласа поюща, несть слышати славословиа, ни хвалословиа, не бысть по церквамъ стихословиа, и благодарениа. Въистину суета человечьскаа, и бысть всуе мятежь человечьскый. Сице же бысть конець московскому пленению.

 

Не токмо же едина Москва взята бысть, но и прочии гради и страны пл?нени быша. Князь же великый съ княгинею и съ детми пребысть на Костроме, а брат его Володимеръ на Волоце, а мати Володимерова и княгини в Торжъку, а Герасимъ владыка коломенскый в Новград. И кто нас, братие, о семь не устрашится, видя таковое смущение Руской земли! Якоже Господь глагола пророкомъ: Аще хощете послушаете мене — благаа земнаа снесте, и положю страх вашь на вразех ваших. Аще ли не послушаете мене, то побегнете никимже гоними, пошлю на вы страх и ужасъ, побегнет васъ от пяти сто, а от ста — тма.

 

Елма же царь распустил силу татарскую по земли Руской воевати княжение великое, овии, шедше к Володимерю, многы люди посекошя и в полон ведошя, а инии плъци ходишя къ Звенигороду и къ Юрьеву, а инии к Волоку и к Можайску, а друзии — к Дмитрову, а иную рать послалъ на град Переяславль. И они его взяша и огнемь пожгоша, и переяславци выбегоша из града, а град покинув и на озере избыша в судех. Татари же многы грады поимаша, и волости повоевашя, и села пожгошя, и манастыри пограбишя, и христианъ посекошя, а иных в полон сведошя, и много зла Руси створишя.

 

Князь же Володимеръ Андреевич стояше оплъчився близъ Волока, събравь силу около себе. И неции от татаръ не ведуще его, ни знающе наехаша на нь. Он же о Бозе укрепився и удари на нихъ, и тако милостию Божиею овых уби, а иных живых поима, а инии побегоша, и прибежашя к царю, и поведашя ему бывшее. Он же с того попудися и оттоле начатъ помалу поступати от града. Идущу же ему от Москвы, и ступи ратью к Коломне, и ти, шед, взяша град Коломну и отидошя. Царь же перевезся за реку за Оку и взя землю Рязанскую, и огнем пожже, и люди посече, а инии разбегошася, и множество безчисленое поведе в Орду полона. Князь же Олегъ Рязанскый то видевь и побеже. Царь же къ Орде идуще от Рязани, отпусти посла своего, шюрина Шихмата, къ князю Дмитрию Суждальскому вкупе съ его сыномъ, съ княземь Семеном, а другаго сына его, князя Васильа, поят с собою въ Орду.

Отшедшим же татаром, и потом не по мнозех днех благоверный князь Дмитрий и Володимеръ, коиждо с своими бояры старейшими, въехаста в свою отчину, в град Москву. И видеша град взят, и плененъ, и огнемь пожженъ, и святыа церкви разорены, а людий побитых трупиа мертвыхъ без числа лежаще. И о семь сжалиси зело, яко и расплакатися има съ слезами. Кто бо не плачется таковыа погибели градныа! Кто не жалуеть толика народа людий! Кто не послужит о селице множестве христианъ! Кто не сетуеть сицеваго пленениа и скрушениа!

И повел?ша телеса мертвых хоронить, и даваста от 40 мрътвець по полтине, а от 80 по рублю. И съчтоша того всего дано бысть от погребаниа мертвых 300 рублев. А опрочь того, елико зделаша татари напасти же и убытка Руси и княжению великому! Елико сотвориша протора своимь ратнымъ нахожениемь, колико град плениша, колико злата и сребра и всякого товара взяшя и всякого узорочьа, колико волостей и селъ повоевашя, колико огнемь пожгоша, колико мечемь посекошя, колико в полон поведоша! И аще бы мощно было то вси убытки, и напасти, и проторы исчитати, убо не смею рещи, мню, яко ни тысяща тысящ рублев не имет число!

 

Не по мнозех же днех князь Дмитрей посла свою рать на князя Олга Рязанского. Олег же въ мнозе дружине едва утече, а землю его Рязанскую до останка взяша и пусту створиша — пуще ему бысть и татарскые рати.

 

Тогда же бысть сущу Киприану митрополиту на Тфери, и тамо избывшу ему ратнаго нахожениа, и приеха на Москву октября 7.

 

Тое же осени приеха посол на Москву къ князю Дмитрию от Тахтамыша, именемь Карач, яже о миру. Князь же повел? христианам ставити дворы и съзидати грады.

 

Той же осенью приехал посол в Москву от Тохтамыша, именем Карач, к князю Дмитрию с предложением о мире. Князь же велел христианам ставить дворы и отстраивать города

 

 (законный царь Москвы; 26.08\08.09.1382 года)
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.