ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

Повесть об Агарянском разорении Русской земли: Первоисточник (1250-е годы)

Кодекс с владельческой записью справщика Печатного двора, свщ.Никифора Симеонова, был переписан с более старого источника, рукою дьяка Иосифо-Волоколамского монастыря Дмитрия Лапшина в 2-й\4 ХVI века. Летописная часть, доведенная до 1493 г. (с припиской 1494 г. и списком архиереев 1500 г.), по результату анализа перечня епископов и епархий, была сведена в кон. 1495 года [А.Г.Кузьмин «Рязанское летописание», М., 1965, с.15]. Нам эта летопись интересна особо. Начинаясь лишь с 1177 года, в архиерейском списке она, тем не менее, называет 1-м Русским митрополитом Михаила, подтверждая известия «поздних» летописей о довладимировой эпохе Русского христианства. Обильная ростовскими известиями, она м.б. связана с тою летописью, что В.Н.Татищевым именовалась Иакимовской. Есть веские основания полагать, что утраченные в этом кодексе листы с повестью о битве на Калке - были первыми летописными известиями, говорившими о рязанском богатыре ХIII века Добрыне Никитиче, павшем на Калке рядом с Александром Поповичем.

Столь же интересно повествование о Мамаевом побоище. Здесь мы видим изначальную – краткую редакцию летописной Повести о Куликовской битве. Летопись за 1378 – 1380 годы обильна рассказами о деяниях Сергия Радонежского. Там он служит поручником Дионисию Суздальскому - избежавшему так ареста в Москве, нарушив на следующий день свое слово, отправившись в Царьград, рукополагаться в митрополиты [ПСРЛ, т. 18-й, с.128]. Там ставит церкви [там же, с.129]; там рукополагает игумена (так!) [там же]; там крестит княжеских детей [там же, с.131]. Но НИ СЛОВА ею не говорится, будто русские воины, вышедшие встречь нечестивому Мамаю, получали церковное благословление. Почему, мы можем понять. Сохранились списки послания 23.06.1378 года «литовского митрополита» (как прозвали его на Москве) Киприана, адресованного св.Сергию [Г.М.Прохоров «Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы», СПб., 2000, Приложение 1-е]. Цареградский резидент сообщает, что Вел.князь Дмитрий Иванович - им проклят [там же, с.409]. Московская Русь в 1380 году находилась под интердиктом! Этого в летописи нет. Но ею рассказано, как после битвы на Воже, русские воины пленили «на тои войне некоего попа, отъ Орды пришедша, Иванова Васильевичя, и обретоша у него злыхъ зелея лютыхъ мешокъ, и взвъпрошавше его, и многа истязаша, послаша его на заточение на Лаче озеро, идеже бе [сидел] Данило Заточникъ» [ПСРЛ, т. 18-й, с.с. 128-129]. Битва произошла 11.08.1378, и можно думать, отправился он в свою командировку - еще до того, как Киприана в июне т.г. встретили на Литовской границе московские воины, ободрав и бросив под арест. Положение сего попа в Сарайской епархии Киевского и всея Руси митрополита было знатное, судя по тому, как его, по-боярски, именуют полным именем с отчеством. Не он ли послужил прототипом героя сложенной в начале ХVI века «Повести о Тимофее Владимирском»?

Летопись писалась при Рязанской епископии, взяв за основу летописание вдовствующей Рязанской княгини Анны Васильевны – москвички (сестры ИванаIII), ставшей, однако, блюстительницей Рязанского княжества. Как видно, в Рязани почтения к именам «московских» святителей Сергия и Киприана не испытывали, и легенда, распространенная созданной в Литве (в Полоцком княжестве) пространной редакцией летописной Повести о Куликовской битве [см. С.Н.Азбелев «Об устных источниках летописных текстов», «Летописи и хроники. 1976 год», М., 1976 и дал.] и романом ХVI века «Сказание о Мамаевом побоище», в Рязани авторитетом не пользовалась! Летопись не упоминает среди епископов, поставленных митр.Алексием, Дионисия [ПСРЛ, т. 18-й, с.120]; Дионисий же, составляя собственную редакцию Повести о Батыевой рати [Г.М.Прохоров "Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи", "Вспомогательные исторические дисциплины", вып. 4-й, Л., 1972], практически изъял из нее именно те разделы, что выделяются в Симеоновской редакции.

Исследуя кодекс Никифора Симеонова, его открыватель, акад.Шахматов, отметил достойный внимания факт, что летопись, следуя в других местах Троицкой (сгоревшей в 1812, известной лишь по выпискам Карамзина), Лаврентьевской и Воскресенской летописям, служив источником для Архивской и Уваровской летописей [А.П.Шахматов "Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI веков", М.-Л., 1938], в статьях 1237 - 1239 годов передает известия, незнакомые летописанию, нигде больше не отразившиеся (кроме позднейших летописей - зависимых от Симеоновской) [А.А.Шахматов «Троицкая летопись ХV и Симеоновская летопись начала ХVI века», «Известия Отделения русского языка и словесности Имп.Академии наук», 1900, т. 5-й, кн. 2-я, гл. 4-я].

Например, решение защитников Козельска, осажденных Батыем, ею облачено в речь: «Аще князь наш младъ есть, за него и, не пощадим живота своего, зде славу света сего оставимъ и тамо небесныа венца отъ Христа Бога приимемъ» [ПСРЛ, т. 18-й, с.57] . Обыкновенно летописи, содержащие рассказ об осаде Батыем Козельска (отсутствует он в Лаврентьевской и Новгородской I летописях), говорят здесь наоборот: «ӕ ко аще князь нашь младъ есть, но положимъ животъ свои за нь, и сде славу сего света приимше, и тамъ небесныя венца у Христа Бога приимемь » (Ипатьевская летопись) [там же, т. 2-й, с.781].

Рассказ о начале кампании – о разорении Рязани выглядит так: «…Князи же Рязанстии затворишася въ граде съ людми, и крепко бившееся, и изнемогша. Татарове же взяша град ихъ Рязань того же месяца 21 и пожгоша весь, а князя великаго Юрья убиша и княгиню его, и инех князеи побиша, а мужеи ихъ, и женъ, и детеи, и чернца и чернице, иереа – овых разсекаху мечи, а другыхъ стрелами състреляху и въ огнь вметаху, и иных имающе вязаху и груди възрезываху и жолчь вымаху, а съ ыных кожи сдираху, а инымъ иглы и щопы за ногти биаху. И поругание же черницам и попадьямъ, великимъ же княгинямъ и боярынямъ, и простымъ женамъ и девицамъ - предъ матерьми и сестрами творяху. Епископа же ублюде Богъ, отъеха прочь в тои годъ, егда рать оступила градъ. Много же святыхъ церквеи огневи предаша и монастыре и села пожгоша, а имение ихъ поимаша » [там же, т. 18-й, с.55]. Другие летописи комкают его, причем сильно (Софийская и зависимые от нее летописи) или очень сильно (Лаврентьевская летопись, Владимирский Летописец). Лаврентьевская: «В лето 6745. …Того же лета на зиму придоша от всточьные страны в Рязаньскую землю лесом безбожнии татари, и почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху и до Проньска, попленивше Рязань весь, и пожгоша, и князя ихъ убиша. Их же емше овы растинахуть [иных распинали], другыя же стрелами растреляху в ня, а ини опакы руце связывахуть. Много же святыхъ церкви огневи предаша и монастыре и села пожгоша, именья не мало обою страну взяша» [там же, т. 1-й, с.460].

Сообщение о пытках в пространных летописях, пользовавшихся текстом летописи Лаврентия, далее стереотипно (Софийская, Новгородско-Карамзинская, Уваровская, Ермолинская, Вологодско-Пермская и т.д.), всё так же прерываясь на «…связывахуть». Присутствует смысл именно в речи Симеоновской летописи: «…иных имающе вязаху и груди възрезываху и жолчь вымаху, а съ ыных кожи сдираху, а инымъ иглы и щопы за ногти биаху. И поругание же черницам и попадьямъ, великимъ же княгинямъ и боярынямъ, и простымъ женамъ и девицамъ - предъ матерьми и сестрами творяху» [там же, т. 18-й, с.55]. Это предельно далекое от идей «политкорректности», реалистическое описание, позволяющее представить себе судьбу, ждущую подчиняемых китайскими гегемонистами ныне, во многом, обуславливает судьбу летописи – выдаваемой советскою и постсоветской (россиянской), т.е. нерусской историографией - за поздний, вторичный и в целом недостоверный источник. Советские «историки», начиная с М.Д.Приселкова, здесь проявили поразительную тенденциозность, идя на прямую фальсификацию заключения Шахматова [Б.М.Клосс «Предисловие к изданию 2007 г.»\ ПСРЛ, т. 18-й; М.Д.Приселков «Троицкая летопись», М.-Л., 1950] (благо, мало кто полезет ныне, разыскивать специальное издание 1900 года со статьей Шахматова). Свидетельство, однако, удостоверил независимый и очень ранний (1250-х годов) источник – миссионер и дипломат Плано де Карпини. Он сообщил, что татары срезали жир с пленников, используя его как флегматизатор, при изготовлении «греческого» (фактически китайского) огня, следуя китайской методике.

Ипатьевская летопись рассказывает нечто иное: «
и взяша градъ Рязань копьемъ [набегом] , изведше на льсти князя Юрья, и ведоша Прыньску, бе бо в то время княгини его вы Пръньскы, изведоша княгиню его на льсти, убиша Юрья-князя и княгини его, и всю землю избиша» [там же, т. 2-й, с.779]. Раскопки Рязани и Пронска не подтверждают рассказа: города были взяты штурмом и сожжены дотла, после осады, за время которой защитниками были укрыты богатейшие клады княжеских украшений, оставшиеся невостребованными, не найденные завоевателями. Их владельцы – погибли в бою, не давшись врагу в плен. Рассказ летописи вступает в противоречие и со словами татар, склоняющих к капитуляции Владимир Залесский, в ее собственном изложении осады стольного Владимира: «Батыеви же стоящу у града, борющуся крепко о градъ, молвящимъ имъ льстью, гражаномъ: Где суть князи Рязяньстии? Во ваш<ем> граде и? Князь вашь великии Юрьи - не рука ли наша емши и, смръти преда? » [там же]. Реплика Батыя подразумевает гибель в бою рязанских князей, а не сдачу их в плен, как рассказывалось летописью прежде. Можно предположить, что в Ипатьевской летописи, чей автор следовал правилу сочинения хронографов (историко-беллетристических сочинений), очень широко пользуясь устными эпическими источниками (с их приемами контаминаций), сей рассказ, как и рассказ о капитуляции княжича Всеволода в стольном Владимире, был призван контрастировать с рассказом о мужестве «крепкосердных» козельцев.

Это не единственное уникальное известие Ипатьевской летописи. Лишь она, напр., вкладывает в уста епископа Митрофана Владимирского такой решительный призыв: « И услышавъ о семь прподобныи Митрофанъ епископъ, начатъ глаголати со слезами ко всимъ: чада, не убоимся о прельщьньи отъ нечестивыхъ, и ни приимемь си во умъ тленьнаго сего и скоро минующаго житья. Но о <и> номь, не скоро минующемь жити попечемься, еже со ангглсклыи житце, аще и градъ нашь пленьше копиемь возмуть, и смръти ны предасть. Азъ у томь, чада, поручьникъ есмь, яко венца [переделано в «послы»] нетленьнаа у Христа Бога приимете » [там же, с.780]. Совсем иначе, вполне сообразно званию славянского мниха, говорит владыко в прочих летописаниях, включая Лаврентьевскую и Симеоновскую летописи, где повествование об осаде Владимира самое подробное: «Господи Боже Силъ, Светодавче, седяи на херувимехъ, и научив Осифа, и окрепивъ пророка Своего Давида на Гольяда, и воздвигнувыи Лазаря четверодневнаго на мертвыхъ, простри руку Свою невидимо и прими в миръ души рабъ Своих » [там же, т. 1-й, с.462; т. 18-й, с.56]. Но не сложно заметить, что речь козельцев в Симеоновской летописи - есть парафраз призыва, прозвучавшего в летописи Ипатьевской.

Правильному решению вопроса препятствует устойчивое заблуждение, порожденное «исследованиями» Я.С.Лурье и Б.М.Клосса. Оно делает Симеоновскую летопись – поздней компиляцией, взявшей за основу неизвестную нам (сгорела в 1812 г.) Троицкую летопись, «правившей» ее - по «Московскому Своду», двум «ученым фикциям» (как иронически именовал реконструируемые в отсутствие рукописи источники А.А.Шахматов). Эти «исследования» поразительны по своей тенденциозности. В сборниках Мазуринского (№ 289) и Волоколамского (№ 583) собраний, начала XVI века, сохранился фрагмент летописного текста, близкий тексту Симеоновской летописи (лета 6745-е – 6754-е) [см. Б.М.Клосс «Никоновский свод…», М., 1980, с.28]. Первичность сборников XVI века (когда Рязанское княжество было уже упразднено) и московского происхождения, по мнению Клосса, свидетельствует то, что в них рязанский князь зовется князем Романом (в летописи почтительно Романом Ингоровичем Рязанским), Юрий Всеволодович «князем великим Юрьем» (против «князя володимерского Юрья» в летописи). «В МЛС читается «в князех, и в людех, и в конех», в Симеоновской добавлено «и в доспесех»» [там же]. Рогожский Летописец – свод, дошедший в списке нач. XV века(!), на пространстве IХ – ХIII веков до крайности конспективный, передавая эту фразу, тоже дает ее шире (по иному): «присла жену в посольство и двема мужи, прося во всемъ десятины, въ князехъ и в людехъ, и въ коняхъ, и въ скотехъ» [ПСРЛ, т. 15-й, с.29], - указывая на факт сокращения летописцами протографа.

В действительности, в указанные сборники (Мазуринский сборник содержит сокращенный Летописец, где отсутствует повесть о Батыевой рати) внесена следующая – 4-я редакция Симеоновской летописи, более поздняя, нежели та, что скопирована в списке 1540-х годов (кодекс Никифора Симеонова). Она прошла правку по летописи, типа Софийской (типа списка Царского) (по Клоссу, напротив, она возникла, как результат правки мазуринской редакции по ученой фикции «Московского Свода»…). Сборники интересны тем что повесть о битве на Калке, внесенная в них, среди павших числит Добрыню Никитича. Это первое летописное упоминание о нем. Симеоновский кодекс (его источник), к сожалению, утратил здесь лист и молчит о битве, потому, свидетельство сборников очень важно!

На самом деле, Симеоновская летопись (кодекс Никифора Симеонова – 3-я редакция) сохранила нам большую часть протографа Повести о Батыевой рати, сложенного в Низовской земле ок. 1250 года (вероятно, в Юрьеве, в вел.княжение Святослава Всеволодовича, возможно, беженцем из Муромо-Рязанской земли).

Это видно по цитатам Киевской летописи («Повесть Временных лет»), необычно обильным в ней и расположенным в строгой системе. Этим же, обилием цитат характерна Лаврентьевская летопись [см. Г.М.Прохоров «Повесть о Батыевом нашествии…», ТОДРЛ, т. 28-й, 1974], чья редакция «Повести о Батыевой рати» делалась «на коленке» в 1377 году – создателями кодекса: мнихом Лаврентием и еп.Дионисием Суздальским [Прохоров, 1972]. Но в Лаврентьевском кодексе, если следить за цитатами, повесть явлена нам «скомканной» и, местами, сбитой (напр., в рассказе о взятии Москвы). Симеоновская сохранила СИСТЕМУ цитирования создателя 2-й редакции повести. В рассказе о разорении Рязанской земли – Пронска, Рязани и Коломны, источником цитирования используется дохристианская часть Повести Временных лет (статьи 941 и 971 г.г.). Далее, в рассказах о разорении Суздальской земли, цитируется Киевский Летописец Х II – нач. Х III века [см. Прохоров, 1974]. Наконец, далее, где рассказывается о Васильке Ростовском, цитируется Повесть о Борисе и Глебе (своих сыновей Василий Константинович Ростовский назвал именно Борисом и Глебом). Берутся цитаты, что интересно, по Радзивилловской редакции [см. там же]. Завершается же «цитатное» повествование рассказом о походах татар на Чернигов и Киев. Приходивших «в силе тяжце» [ПСРЛ, т. 18-й, с.59] – выражением, не характерным Киевской летописи, стоящим в ней лишь в одном месте – в следующем за повестью рассказе о битве на Альте, из «Повести о мести Ярослава» («прииде Святополк в силе тяжце»).

Первичность повести в Симеоновской летописи, даже не в 1-й редакции, как она сохранилась в кодексе Никифора, видна из сравнения текста. Владимирский Летописец, Лаврентьевская и Симеоновская летописи включили в повествование о взятии Владимира каталог игуменов столичных монастырей, убитых татарами. Симеоновская (и близуо ей Владимирский Летописец) сообщает «и ту убьенъ бысть Пахомии, архимандритъ манастыря святыя Богородица Рожества, и Данило, игуменъ Успенскыи, и Феодосии Спасскыи, и прочие игумени и черньци, и черници, и попы, и диакони, отъ уного и до старца, и до ссущаго младенца, та вся изсекоша, овы убивающее, овы же ведуть босы, безпокровены, въ станы своа, издыхающеи зимою и мразом» [там же, с.56]. Так же говорит Владимирский Летописец [там же, т. 30-й, с.89]. В Лаврентьевской летописи здесь, при перевертывании листа, летописец пропустил имя игумена Княгинина Успенского монастыря Данилы: « И убьен бысть Пахоми, архимандритъ манастыря Рожества святы Богородица, да игуменъ Успеньскый, Феодосий Спасьскый, и прочия игумени, и черньци, и черници, и попы, и дьяконы от унаго и до старца и сущаго младенца. И та вся иссекоша, овы убивающее, овы же ведущее босы и безъ покровенъ въ станы свое, издыхающа мразомъ» [там же, т. 1-й, с.462]. Родственные летописи в зависимости от кодекса Лаврентия не состоят, их повествование связано не с ним, а с его источником.

К сожалению, ни один из источников не сохранил нам повести о Васильке Ростовском, как показал В.Л.Комарович, стоявшей прежде там, где ныне читается повесть о Юрии Владимирском - повесть о битве на Сити. Эта повесть сохранилась лишь в 2-й (в Симеоновской, Софийской и Воскресенской летописях) либо в 3-й (Лаврентьевская летопись) редакциях [см. Комарович «Из наблюдений над Лаврентьевской летописью», ТОДРЛ, т. 34-й, 1977]; отдельные ее выражения были взяты из «Повести о разорении Рязани», и по ней, по-видимому, вычленяемые летописные речения повести могут получить расширения.

Эта повесть, вероятно, была введена в Повесть о Батыевой рати создателем ее редакции, предшествовавшей Симеоновскому кодексу, т.е. 2-й. В Лаврентьевской летописи она уже расширена, извлечением из Ростовской летописи, сообщающим об итоге кампании Батыя в 1239 году: «Того же лета на зиму взяша татарове Мордовьскую землю, и Муромъ пожгоша, и по Клязьме воеваша, и градъ святыя Богородица Гороховець пожгоша, а сами идоша в станы своя. Тогды же бе пополохъ золъ по всеи земли и, сами не ведаху и, где кто бежить» [ПСРЛ, т. 1-й, с.464].

Однако если сложить рассказы о разорении Рязани и Козельска данные летописью Симеоновской, с рассказами о битве на Сити и о разорении Владимира, рассказываемыми Ипатьевской летописью (взятыми в обратном порядке), мы получим связное повествование (1-я редакция). В нем, цитаты из «Повести Временных лет» (ее дохристианской части) стояли - в рассказах Симеоновской летописи, пред- и воспоследовавших за рассказом о позорной сдаче стольного града Владимира. «Многообразное» цитирование – появилось в следующей, 2-й редакции повести, когда в нее вошла оригинальная повесть о Васильке Ростовском (ныне сохраняющаяся лишь в остатках).

Радзивилловская редакция ПВЛ гласит: «Въ лет 6449. …почаша воевати Вифеньскиа страны, и пленоваху по Понту и до Ираклиа и до Фафлогоньскиа земли, и всю страну Никомидскую попленивше, и Судъ весь пожгоша; ихъже емша, овехъ растинаху, другия аки стра поставляющее, стреляху в ня, и изымаху, опакы руце связываху, и гвозди железны посреди главы въбиваху имъ, и много же святыхъ церквеи огневи предаша, и монастыри и села пожгоша, и имениа не мало отъ обою страну взяша» [там же, т. 38-й, с.24]. «Огневи» - слово огонь в дательном падеже, склоняемое как одушевленное (напр., «Господеви»), м.б. по ассоциации с Огнем-Сварожичем, стоит здесь в Радзивилловской летописи. Оно появляется в Повести о Батыевой рати, начиная с Лаврентьеского кодекса (в котором, однако, ПВЛ списана в иной, «лаврентьевско-переяславльской» редакции, где склонение правильное: огню), сопровождая рассказ о разорении Рязани и Москвы: «много же святыхъ церквеи огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша, именья не мало обою страну взяша; потомъ поидоша на Коломну», «А люди избиша от старьца и до сущаго младенца, а градъ и церкви святыя огневи предаша» [там же, т. 1-й, с.461]. Далее, в рассказах о сожжении Суздаля, Владимира и Переяслава Русского, слово склоняется Лаврентием правильно, показывая границу цитатного источника: «и дворъ княжь огнемъ пожгоша», «тако огнемъ беъ милости запалены быша», «видевша овыхъ огнемъ скончавшася», «со внучаты огнемъ скончашася», «градъ пожьгоша огнемъ» [там же, с.с. 462-469]. Симеоновская летопись передает московскую фразу иначе: «люди вся избиша отъ старець и до младенець, а иныхъ въ пленъ поведоша, и многа имениа вземше, отъидоша» [там же, т. 18-й, с.56]. Далее в ней присутствует та же система как и в Лаврентьевской, кроме того, что ее статья о разорении Чернигова пространна, и в ней есть правильный оборот: «градъ взяша и запалиша огнемъ, а епископа оставиша жива и ведоша и въ Глуховъ, и оттоле пустиша его» [там же, с.59], - подтверждая наблюдаемое правило.

В Симеоновской выражение «пленоваху [города]», взятое из статьи 941 года, использовано в окончании статьи лета 6745-го. «Лаврентьевская» редакция - использует ее в начале, в сообщении о разорении Пронска. Видимо, в протографе оборот употреблялся дважды, «замыкая» год.

Я привожу здесь реконструкцию, позволив себе лишь одну конъектуру: «юрьевский каталог городов», завершающий статью лета 6745-го, не в краткой, как в Симеоновской летописи, а в пространной редакции (из Хронографа 1599 года и Русского Временника), как показывалось мной раньше [см. http://www.zrd.spb.ru/letter/2012/letter_0025.htm] , первичный.

Батыева рать.

Въ лето 6745.

Приидоша отъ всточьныя страны на Рязаньскую землю лесомъ безбожнии Татарове съ царемъ ихъ Батыемъ, и пришедшее, сташа первое станомъ по Онузе, и взяша ю и пожгоша. И оттоле послаша послы своя къ Великому князю Юрью Рязаньскому Иньваровичю и брату его Олгу и прочимъ княземъ Рязанскымъ, просящее у нихъ десятины въ всемъ: в князехъ и въ людехъ, и въ конехъ и въ доспесехъ. Князи же Рязанстии, князь велики Юрьи Иньгваровичь и братъ его Олегъ, и Муромскыи и Пронскыи князи отвечаша посломъ Батыевымъ глаголющее: «Коли насъ не будеть, то все ваше будеть». И послаша князи Рязанстии послы своя къ великаму князю Юрью Володимерьскому, зовущее его къ собе на помощь противу безбожнаго царя Батыя. Князь же Володимерскыи Юрьи самъ не поиде, ни силы своея не посла и не послуша молбы Рязанскыхъ князеи, но хоте о себе самъ особь сътворити брань. Но уже бяше Божию гневу не противися, недоумение бо и грозу и страхъ и трепетъ наведе на ны, за грехы наша. И начаша воевати Татарове землю Рязаньскую, и грады ихъ розбивающе и люди секуще и жгущее, и поплениша ю и до Проньска; и приидоша окааннии иноплеменници подъ столныи ихъ городъ Рязань месяца Декамвриа в 6, и острогомъ оградиша ю. Князи же Рязанстии затворишася въ граде съ людми, и крепко бившееся, и изнемогша. Татарове же взяша град ихъ Рязань того же месяца 21 и пожгоша весь, а князя великаго Юрья убиша и княгиню его, и инех князеи побиша, а мужеи ихъ, и женъ, и детеи, и чернца и чернице, иереа – овых разсекаху мечи, а другыхъ стрелами състреляху и въ огнь вметаху, и иных имающе вязаху и груди възрезываху и жолчь вымаху, а съ ыных кожи сдираху, а инымъ иглы и щопы за ногти биаху. И поругание же черницам и попадьямъ, великимъ же княгинямъ и боярынямъ, и простымъ женамъ и девицамъ - предъ матерьми и сестрами творяху. Епископа же ублюде Богъ, отъеха прочь в тои годъ, егда рать оступила градъ. Много же святыхъ церквеи огневи предаша и монастыре и села пожгоша, а имение ихъ поимаша. Потом же поидоша Татарове на Коломну.

Князь же велики Юрьи посла противу имъ сына своего своего Всеволода из Володимеря и съ нимъ князь Романъ Ингоровичь Рязанскыи съ силою своею, а воеводу своего Еремея Глебовича послалъ князь велики Юрьи напередъ въ сторожехъ. И снястася Всеволодомъ у Коломны, и ту оступиша ихъ Татарове, и бысть сеча зла зело, и прогнаша ихъ къ надолобомъ, и ту убиша князя Романа Ингваровича Рязанского, а у Всеволода воеводу его Еремея Глебовичя убиша и иныхъ много мужеи побиша. А Всеволодъ в мале дружине прибеже въ Володимерь, а Татарове поидоша к Москве. И пришедъ, взяша Москву, и воеводу ихъ убиша Филиппа Нянька, а великаго князя, Юрьева сына – князя Володимера руками яша, а люди вся избиша отъ старець и до младенець, а иныхъ въ пленъ поведоша и многа имениа вземше, отъидоша.

Князь же велики Юрьи, услышавъ то, и поиде изъ Володимеря, и еха на Волгу съ сыновцы своими, съ Василкомъ и Всеволодомъ и Володимеромъ, а въ Володимери остави въ себе место сына своя Всеволода и Мстислава.

Тогда же прииде множество кровопроливець христианскыхъ, безчислено, аки прузи, пригнаша къ граду Володимерю месяца Февраля въ 3 день, а Володимерци затворишася въ граде съ Всеволодом и съ Мстиславомъ [Симеоновская летопись].

Батыеви же стоя щу у града, борющуся крѣ пко в градъ, молвѧ щимъ имъ льстью – гражаномъ: гдѣ суть кнѧ зи Рѧ зѧ ньстии, вашь грады, и кнѧ зь вашь великии Юрьи, не рука ли наша емши и, смръти преда и? Услъıшавъ о семь прподобнъıи Митрофанъ епископъ начатъ глаголати со слезами ко всимъ: Чада, не убоимсѧ о прельщьньи в нечстивъiхъ и ни приимемь си во умъ тленьнаго сего и скоро минующаго житья, но ономь не скоро минующѣ мь жити попечемьсѧ , еже со ангелъıи житце, аще и градъ нашь пленьше копиемь возмуть, и смрети нъı предасть.
Азъ ѡ томь, чада, пороучьникъ есмь, ӕ ко вѣ нца нетлѣ ньнаа ѿ Христа Бога приимете. ѡ сем же словеси слъıшавше, вси начаша крѣ пко бороти сѧ . Тотаромъ же - порокъı градъ бьющемь, стрелами бещисла стрѣ лѧ ющимъ. Се увидѣ въ, кнѧ зь Всеволодъ, ӕ ко крѣ пчѣ е брань належитъ, убоӕ сѧ бѣ бо и, самъ младъ, - самъ изъ града изииде с маломъ дружины. И несы со собою даръı многии, надѣѧ ше бо сѧ ѿ него животъ приӕ ти . ѡ нъ же, ӕ ко свѣ рпъıи звір, не пощади уности его, велѣ предъ собою зарізати, и градъ всь избье. Епископу же прпблаженному, во црквь убѣ гшу, со кнѧ гинею и с дѣ тми, и повѣ лѣ нечствъıи ѡ гньмь зажещи. Ти тако дшиа своѧ предаша в руцѣ Богу. Граду ему избившу Володимѣ рь, поплѣ ни грады Суждальскии [Ипатьевская летопись] .

И поидоша татарове к Юрьеву и к Ростову, и инии идоша к Переяславлю, и к Кашину, а инии к Ярославлю, и к Угличу, и инии на Волгу, на Кострому, и на Плесо, и на Юрьевець, и на Городец. И вся грады плениша по Волзе и до Галича. Ини же от Переславля поидоша Кснятину, и ко Твери, и вся поплениша даже и до Торжику, никому не возбраняющу им , в един месяць Февраль, кончевающимся 45-му лету [Русский Временник]

Татарове же поплениша Володимеръ, и поидоша на великаго князя Юрья. Окааннии ти кровопивци, овии, идоша къ Юрьеву, къ Ростову, къ Костроме, а инии идоша на Углече Поле и Кашину, и къ Ярославлю, инии на Волгу и на Городець, и те все грады пленоваху все по Волзе, идеже и до Галичя Мерьскаго; а инии идоша на Переяславль и Къснятину, и то взяша. И оттуду всю страну и грады многы, всё то поплениша, тоже и до Торжька: места несть селъ целыхъ, ретко, иже не воеваша на Суздальской земли. И взяша городовъ 14, опричь слободъ и волостеи, и опроче погостовъ, въ един месяць Февраль, кончевающимся [67]45-му лету») [Симеоновская летопись].

Юрьи же князь, оставивъ сновъ свои во Володимерѣ , и княгиню, изииде изъ града и совокоуплѧ ющу ему около себе вои, и не имѣ ющу сторожии, изъѣ ханъ бъıсть безаконьнъıмъ Бурондаема – всь городъ изогна и самого кнѧ зѧ Юрья убиша.

Мы же напрЂд възвратимся [Ипатьевская летопись] .

Тогда же окааннии Измалтяне поидоша к Торжьку и пришедшее оступиша городъ на съборъ и биша порокы по две недели. Людие же изнемогоша въ граде, а изъ Новагорода не бысть имъ помощи, занеже бо тогда вси людие въ недоумении быша и въ страсе велице. И тако погани Татарове взяша градъ Торжекъ и изсекоша вся от мужьска полу и до женьска, иереискии чинъ и черноризчьскыи, все изъобнажено и поругано бысть бедною и нужною смертию предаша душа своя Господеви Марта въ 5-е.

Тогда же гонишася безбожнии Татарове отъ Тржьку Серегерским путемъ до Игнача креста, а все люди секуще, аки траву. За сто верстъ толико Новагорода не дошли, заступи бо его Богъ и св.Богородица отъ поганыхъ Агарянъ .

В лето 6746. Оттуду поиде Батыи назадъ въ Рязань.

И прииде къ городу Козельску. Бе же в Козельсце тогда князь младъ имянемъ Василеи. Козляне же советъ сътвориша не вдатися Батыеве, рекоша же к собе: «Аще князь наш младъ есть, за него и не пощадим живота своего, зде славу света сего оставимъ и тамо небесныа венца отъ Христа Бога приимемъ». Татаромъ же бьющимся у града и взятии его хотяща, и розбивше стены громадныа и, взыдоша на валъ. Козляне же ту ножи резахуся с ними, и съветъ сътворивше изыдоша изъ града противу имъ, и на полкы ихъ нападшее, изсекоша праща ихъ и убиша отъ Татаръ 4000, а сами избьены же быша. Батыи же вземъ градъ Козельскъ и изби вся и не пощаде и до отрочятъ ссущихъ млеко, а о князи Василии неведомо есть, инии глаголаху, яко въ крове утонулъ есть, понеже убо младъ бе. Оттоле же Татарехъ не смеаху назвати его градъ Козелескъ, но звахуть его Злыи градъ, понеже бо билися по семь недель у града того. И убиша от Татаръ три сыны темничи, великихъ князеи, и искавшее ихъ Татарове и не обретошеся въ множестве трупиа Мертваго.

Батыи же, вземъ Козелескъ и поиде въ землю Половецкую [Симеоновская летопись].


Р.Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.