ZRD.SPB.RU

ИНТЕРЕСЫ НАРОДА - ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! 

 

ВЫХОДИТ С АПРЕЛЯ 1991г.

 

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГАЗЕТА

 

Сказание о Великой Битве

Почитайте к примеру Бхагават-гиту. Это как Библия, только для всех.
Хорошая книга. (Валерия Гай Германика [«Интервью», апр.2010])

«Первоистория» Арианы

Харя Кришны, харя Кришны… (Майк Науменко)

 

Полный русский перевод «Книги о Бхишме» выполняется впервые.

Многих в Государстве российском воротит от самого этого понятия - «арийский». И потому, начатый еще в 1930-х годах, п\ред.акад. А.П.Баранникова, перевод и публикация Махабхарата-пураны, не смотря на наличие индийских критических публикаций ее (выверенных по многим рукописям), заканчивается лишь в ХХI веке. В 2009 г. ИЦ «Ладомир» издан комментированный научный перевод «Бхишмапарвы» - 6-й книги «грандиозного свода нарративных и дидактических текстов», именно - историческое ядро этой «Перво-Истории» (как зовется Махабхарата на родине). Перевод и комментарий выполнен Владимиром Гансовичем Эрманом - известным специалистом по ведийской и средневековой санскритской литературе, прежде знакомым читателю как соавтор конспективного изложения индийского эпоса [вышедшего в серии «Поэзия и проза Древ.Востока»: "Три великих сказания Древней Индии", 1978].

Издание 2009 включает новый перевод Бхагаватгиты – этой «библии индуизма», известный ранее, прежде всего, разумеется, по переводу Бориса Леонидовича Смирнова, - и возможно, освещающий её с новых сторон, слабо акцентированных Смирновым.

Явление его - актуально днесь, ибо страну нашу захлестывают издания Гиты выполняемые Обществом Сознания Кришны – для понту снабжаемые лингвистическими значками фонетической точности чтений, но весьма далекие от исторической достоверности, подчиненные догматике своей религии – религии «века сего», эпохи ХIХ-ХХ века.

«Идеал положительной нравственности – arete, переходящая по мере развития нравственной культуры от понятия доблести к понятию добродетели» [Ф.Ф.Зелинский "История античной культуры", СПб., 1995, с.56], - писал великий ученый прошлого века, - впрочем, одинаково восходящих к понятию добы-, сохраненному производными словами (добыча, подобие). Этому идеалу следовали герои древнейших сказаний [ср.: Л.А.Гиндин, В.Л.Цымбурский "Гомер и история Восточного Средиземноморья", М., 1996, с.с. 14-15]. Его наследием была светская культура Латинской Европы, личностями  - выразителями его были, например, Григорий Двоеслов и Ярослав Мудрый, Фридрих Барбаросса и Алексей Комнин - в средневековье, мать Тереза – в наше время. «Её отдельное проявление - подвиг (katorthoma ); это – идеал античный, общий всем эпохам. Идеал отрицательной нравственности – праведность, её средство – воздержание, её отдельное проявление – избежание поступка или греха ( hamartema ); это – идеал фарисейский (в объективном смысле этого слова) » [Зелинский, с.56], - сущий религиям «века сего». В частности, православию (здесь понимаемому канонически, а не юрисдикционно), – почему ехидные заявления кришнаитов, о связи христианства с их религией, но, однако, вторичности оного, - возмущенно отвергаемые б-гословами РПЦ (такими как «профессор» Кураев), вполне справедливы; с тою лишь поправкой, что зависимость эта - имеет противоположный вектор. Фарисейский идеал - чужд индо-арийским героям древности [см. Б.И.Кузнецов «Древний Иран и Тибет. История религии Бон», М., 1998, с.287]. А так, действительно: имена Христа и Кришны восходят к общему греко-арийскому корню [см. А.Древс «Миф о Христе», Л., 1924, т. 1-й, с.193].

Записные христиане, типа протодьякона Кураева, исходят злобой на названную неоиндуистическую макулатуру, и к ним, увы, прислушиваются россиянские менеджеры [см. Жданович «Славянское Язычество и Указ 0$\08»]. Однако нет лучшего критика кришнаитской и прочих «индуистических в экспортном варианте» (по выражению поэта Валентина Сидорова) писаний, нежели научная история литературного подлинника. Тормозит ознакомление с нею масс, во многом, именно - полугосударственная наша православная пропаганда.

Напомним содержание Махабхараты. Когда великий царь Индийского царства Парикшит – внук Арджуны и наследник рода Пандавов, проклятый сыном оскорбленного им на охоте брамина, пал, сожженный ядом «самого страшного из чудовищных змеев, обитающих в подземном царстве» [«Три великих сказания…», с.383] - укушенный в горло оборотнем змеем-Такшакой [авестийск.Дахака; Змей Горыныч], сын царя - раджа Джанамеджая совершает «Великое Жертвоприношение змей». Продолжавшееся 12 лет, таинство это д.б. очистить страну от гадов, отмстив убийце и всему его роду. Но когда Такшака, неудержимо влекомый заклятьями браминов, уже завис над жертвенным костром, и сам Индра не смог бы его спасти, Джанамеджае явился интеллигент-общечеловек - мудрец Астика, сын змеиной царевны. Соблазнив раджу своим блудомудрием, он вырвал у него слово: исполнить любое прошение. Им, как несложно понять, стала просьба прервать Жертвоприношение, пощадить Змеиный род.

Спасение Человечества от грядущей катастрофы, чьим вершителем станет могущественный Мировой змей — тот самый, чей образ уже во времена возмущенного этим прот.Аввакума, вносили в православные алтари, не состоялось.

Великая симфоная

Вы в Совдепии, товарищ Краузе! (из к\ф «Служили два товарища»)

Эксплицирует пурану это тщетное Великое Жертвоприношение. « Сказитель Уграшравас навещает собравшихся там мудрецов. По их просьбе, он рассказывает легенды и сказания, содержащиеся в первых 53 главах. В дальнейшем мудрецы просят его рассказать поэму Махабхарату. И Уграшравас излагает поэму точно так, как он слышал ее от Вайшампаяны, ученика Вьясы. Начиная с 55-й главы и до конца поэмы изложение ведется от лица Вайшампаяны. Но в тех частях, когда повествование переходит к описанию великой битвы, Вайшампаяна в своем рассказе уступает место Санджайе, вознице слепого царя Дхритараштры » [Махабхарата, кн. 1-я, 1950, Введение].

Основное действие композиционно размещено меж книгами о двух великих ашвамедхах (жертвоприношениях священного коня): ашвамедхой завоевателей мира, добывших так потребные для сватовства сокровища [Махабхарата, кн. 2-я, «Сказание о завоевании мира»], и жертвоприношением, творимым после Великой Битвы [Махабхарата, кн. 14-я], закрепляя переход Царства из рук потомства Дхритараштры к его племянникам-Пандавам.

Битва, в честь которой названа «Повесть о великой битве…», является кульминацией ее. «…Если на протяжении всего предыдущего повествования Пандавы выступают как герои божественного происхождения, воплощающие положительный идеал эпопеи, и подчеркнуто противопоставляются злодеям Кауравам, возглавляемым завистливым и коварным Дурьодханой, то в сценах битвы картина неожиданно меняется: одолеть в честном бою отважных вождей неприятельского войска Пандавы не могут и одерживают победу, лишь прибегая к уловкам, мало совместимым с кодексом воинской морали…» [«Три великих сказания…», с.9] . На протяжении битвы предводитель Пандавов Юдхиштхира регулярно спасается бегством от вождей противника – Карны, Шальи, наконец, своего личного врага Шакуни. Лишь по коварным советам человеко-божества Кришны – хитростью, что полностью противоречило дхарме кшатрия, – но неспособные иначе одолеть героев - предательски лишают жизни Пандавы вождей Кауравов: Бхишму, Дрону, Карну, Дурьодхану. Умирая после удара палицей в таз, запрещенного на поединках, сев и превозмогая боль, Дурьодхана обращается к Кришне со словами, мало уместными для эпического злодея, более естественными погибающему герою: «Сын раба, нет у тебя стыда. …Я сражен бесчестно, ударом, запрещенным правилами боя. Я знаю, Бхимасена сделал это по твоему совету; думаешь, я не видел, как Арджуна подал ему знак? Сколько наших витязей убили вы бесчестно, - и всё это по твоим советам! Нет, не я, а вы достойны великой жалости! Я правил всей землею, попирая головы моих врагов. Кто более счастлив, чем я? Я честно встретил смерть в бою. Кто более счастлив, чем я? Я иду на небо вслед за своими братьями. Кто же более счастлив, чем я?» [там же, с.526]. И действительно, на тело Дурьодханы с неба сыплются цветы, апсары несут его в Валгаллу; от тела застреленного столь же бесчестно Карны исходит сияние, поднявшись к небу, сливающееся с сиянием Солнца. Словно подытоживая, автор сказания - наидревнейшей части Махабхараты, рассказывает, как гибнут во время сна в своем лагере воины и царевичи Пандавов, после предательского же нападения Ашваттхамана, сына Дроны, отмстившего бесчестному предателю его же способом. Гибнут - такою гибелью, что лишает права на блаженство в раю, стяжаемого вождями Кауравов (его давала лишь смерть с оружием в руках). Проклятие Гандхари - матери Кауравов, произнесенное на поле Куру, исполняется и далее – Ядавы, племя хитроумного Кришны, собравшись предаться посту и искупительным жертвам за совершенные прегрешения, упившись на пиршестве - поражают друг друга палицами в междоусобной битве. Эта вставка – поздняя, по оценкам индологов, тем интересней, что иллюстрирует собой, насколько долго вид Махабхараты отличался от привычного ныне… Море заливает столицу Ядавов Двараку, их женщины, не предавшие себя огню, выводимые Арджуной, захвачены диким племенем абхиров, а сам Кришна застрелен по ошибке охотником - выстрелом в пятку.

Это – след эллинского влияния (на дошедшие тексты), и он не случаен. Подобно Ахиллу будучи божественного происхождения, Карна неуязвим, но неуязвим лишь «условно» [см. С.Ю.Неклюдов "Героическое детство" в эпосах Востока и Запада", "Историко-филологические исследования", М., 1974, с.131]; подобно Ахиллу он знает, что суждено ему погибнуть, но полон решимости мстить врагам, предпочитая смерть бесславной жизни; подобно Ахиллу, ему пророчествуют смерть кони его колесницы (не обладая речью в индийской мифологии, они безмолвно оплакивают хозяина); подобно Гомеру, автор сказания Махабхараты рисует битву богов, развернувшуюся при этом на небесах; подобно Ахиллу и Гектору, за поединком Карны с Арджуной следят небожители, и гибель героя предопределяет судьба. Наконец, там и там потеря возлюбленной, гнев героя, его отказ сражаться, прерываемый гибелью предводителя воинов, сделан стержнем сюжета [П.А.Гринцер "Карна в Махабхарате и Ахилл в Илиаде", "Историко-филологические исследования", М., 1974, с.с. 144-145]. «Наряду с Пандавами, едва не теряющими жены, героем, на самом деле её лишившимся, и лишившимся незаслуженно, был опять-таки Карна» [там же, с.146].

Наконец, концепция Махабхараты – завершение Века Героев, совпадает с концепцией Троянских сказаний - отраженной Гомером [см. Р.В.Гордезиани "Проблемы Гомеровского эпоса", Тбилиси, 1978, с.с. 33-36]. У Фирдоуси, для сравнения, гибель «священной Трои» - Забульского шахства, из финала, у Гомера намечаемого семантическими анограммами [см. Гиндин, Цымбурский, с.30], ставится - в прямо кульминирующую часть, по закону построения музыкального произведения (симфонии).

Комментатор кн. 6-й гипотетически представляет первоисточник индийской поэмы, известною ставшей как позднее-средневековый памятник брахманистической литературы - во многом противополагаемый воинскому эпосу первоисточника. «Совершенно очевидно, что образ Кришны особую роль играет в относительно поздний период, когда он выделяется среди всех других как аватара бога Вишну, когда героический эпос, лежащий в основе дошедшего до нас памятника, на завершающем этапе сложения громадного свода преображается в свщ.книгу индуизма – именно так традиционно воспринимается в Индии Махабхарата…» [В.Г.Эрман "Книга о Бхишме как сюжетное ядро Махабхараты"\«Махабхарата», кн. 6-я, М., 2009, с.284]. И образ этот – образ «профессионального предателя» и вербовщика, в книгах, описывающих битву, отталкивающ настолько, насколько это мог показать автор героического эпоса - где центральным героям, даже враждебного стана, густо-черные цвета не подобают.

Поражение армии Куру индоарийцам виделось некогда - началом конца мира, наступлением эры Кали [см.: Ф.Зелинский «Из жизни идей», М., 1995, т. 1-й, «Первое светопреставление»]. И ашвамедха, творимая героями поэмы после Великой битвы, есть последняя ашвамедха Мiровой истории - когда таинство это, в нашем м i ре может сохранять действенность. «Не вызывает сомнений, что мораль уходящего в прошлое героического века представляют в эпосе Кауравы, носителями же нового мировоззрения, запечатленного наиб.ярко в Гите и освященного именем Кришны, выступают их победоносные противники, именуемые Пандавами. То, что первоначально эти герои сказания с потомками Куру в родстве не состояли, явствует не только из родового имени их (как отмечалось, Кауравами именуются в эпосе постоянно мужи враждебного им стана), но более всего из обычая полиандрии, на который в соотв.эпизоде повествования сами Пандавы ссылаются как на принятый в их роду, что явно противоречит не только приписываемому им родству с Кауравами, но и самой принадлежности их к арийским племенам» [Эрман, с.286]. А объяснение, даваемое Арджуной - Драупади, представляет собой, т.обр., попытку позднейшего осмысления событий и обстоятельств, тогда еще хорошо известных, в среде браминов Индостана.

«Здесь эпос сохранил, несомненно, наследство древнейшего сказания, лежащего в основе его сюжета, - невзирая на то, что повествование вступает в вопиющее противоречие с нормами брахманистической морали» [там же, с.284]. Об этом наследстве было известно в те века, когда формировался нынешний корпус Махабхараты. « Все пятеро братьев-пандавов и Драупади прощаются со всеми и в сопровождении собаки отправляются в далекий последний путь, в Хималаи, к священной горе Меру. В пути падают и умирают один за другим все спутники Юдхиштхиры. Остается один Юдхиштхира с собакой. Навстречу ему выезжает царь богов Индра и препровождает его в рай. Однако в раю он не находит ни братьев, ни Драупади, а видит там Дурьйодхану с его братьями » [Махабхарата, кн. 1-я, Введение]. «Исправлено» это свидетельство древней пураны - вставкой: Индра изрекает, что великие грешники изначально попадают в рай, и лишь потом познают ад – для контраста; праведники соответственно, наоборот. Но это, разумеется, лишь неловкая дописка - сделавшая грешником Юдхиштхиру, «праведного царя» браминов; и сходящее на землю золотое сияние, укрывающее тело Карны [Махабхарата, кн. 8-я] – центрального героя поэмы, протагониста Пандавов, предательски убитого полководца стана Куру, выдает интерполятора. Метод его, допускавший «дописывать» древние сказания, но не устранять их, дает возможность обнаружить, «проявить» исходное.

«Более чем правдоподобно высказывавшееся уже давно некоторыми исследователями предположение, что самое имя Пандавов может указывать на исконную принадлежность их иной расе ( pandu буквально - «желтый»). Позднее оно было переосмыслено как отчество от имени Панду, т.е. в значении «сын Панду». В данном случае, как можно полагать, образ отца, введенный посредством характерной для ранней санскритской лит-ры «ложной этимологизации», оказался «моложе» образов его сыновей » [Эрман, с.286]. Забота индоарийцев древности - о своей расовой чистоте доказуема памятниками археологии [Е.Н.Черных, С.В.Кузьминых "Памятники Сеймино-Турбинского типа в Евразии", "Эпоха бронзы лесной полосы СССР", М., 1987], генетическими свидетельствами [Е.Е.Кузьмина «Арии – путь на юг», М.-СПб., 2008, с.187]. Она засвидетельствована и изобразительным искусством. В V в.н.э. цейлонский царь Кассапа воздвиг дворец-крепость на неприступной Львиной скале (Синха-гири). Скальное основание дворца расписано фресками, с невероятным для той эпохи светским куртуазным реализмом; как гласит надписание: «Пятьсот юных женщин в своем великолепии, подобны венцу славы царских сокровищ» [И.В.Можейко «Другие 27 чудес», М., 1969, с.с. 165-169]. «Мастерство художников накладывается на ощущение пропасти», - отметил современный турист, увы, фотографировавший без запрещенной фотовспышки [http://flinter.ru/archives/489]. От росписи сохранился укрытый во впадине стены - защищенный от тропических ливней и прямых лучей солнца - фрагмент с 21 красавицей. Композиция эта часто воспроизводится, но ретушировано, по соображениям «борьбы с расизмом». В черно-белой прорисовке [Можейко, с.164] служанка с подносом заретуширована под арийский – нордический тип, госпожа, бросающая цветки лотоса, напротив, переделана в азиатку. Издательство «Искусство» было менее политизировано. В его книгах фреска также опубликована. Полуобнаженные девы в дорогих украшениях и пышных, полностью закрывающих волосы головных уборах, сыплют на землю цветы [С.И.Тюляев, Г.М.Бонгард-Левин «Искусство Шри Ланки», 1974, илл. 61-69]. Смысл сцены не вполне ясен историкам: то ли это небесные апсары, то ли придворные царя Ланки [там же, с.с. 145-150]. Но исследователи сходятся: изображения индивидуальны и портретны. Фрескописцы рисовали с натуры - реальных участниц буддийских праздничных церемоний, доныне совершаемых в Ланке. И разбиваются они на два четко очерченных антропологических типа. Стереотипно, с одной стороны – служанки, облаченные в красные кофточки, подающие подносы с цветами. Они имеют оливковую кожу, выступающие челюсти, толстые губы, широкое лицо с приплюснутым носом, словом, принадлежат экваториальной расе. Включая и вышеназванную темнокожую служанку, схематично «воспроизведенную», якобы, в издании И.В.Можейко - как крупнолицая белокурая «немочка», - должную графически «свидетельствовать» расовое смешение [ср.подлинник: там же, илл.64]… С другой стороны – их госпожи, в дорогих прозрачных кофтах, изображаемые с золотистой кожей, тонкими губами, резко выступающим – орлиным носом [там же, илл.65]. Волосы дев закрыты сложными головными уборами, но на некоторых изображениях виден цвет глаз. Глаза дам – голубые, служанок – темные.

Нашествие иноплеменных

Тайны выцветших строф (перефразируя Романа Пересветова)

 

Исследователь «Бхишмапарвы» находит в тексте Махабхараты указание на ее первоисточник, его размеры и черты: «Исследователи давно отказались от тщетных попыток восстановить текстуально древнее сказание, послужившее основой для Махабхараты, насчитывающей ныне сто тыс. строф; как установлено, для текста, сложившегося в устно-поэтической традиции, это в принципе невозможно. Тем не менее, по-видимому, именно оно подразумевается под версией в 8,8 тыс. строф, о которой в 1-й же главе 1-й книги сообщает сказитель Уграшравас (упоминание об этой первоначальной версии, в которой, как указывается в тексте, «мог знать сказание Санджая», по неясной причине исключено из критического издания (1863)). И если говорить об «авторстве» (разумеется, только условно), то не мифический Вьяса, которого называет традиция (и который в то же время фигурирует в самой Махабхарате как родственник её гл.героя), а именно Уграшравас, «сын колесничего», скорее, может почитаться «автором» древнего сказания, индийским Гомером» [Эрман, с.287].

Легшие в основу Сказания о Великой битве потомков Бхараты, потомков в 5-м колене риши Васиштхи (поэта эпохи фараона Эхнатона, «народов моря» и Троянской войны), события происходили ок. Х в. до н.э..

Риши Васиштха, автор гимнов 7-й мандалы Ригведы - известен как певец и советник царя Солнечной династии Дашаратхи (отца героя Рамаяны). Царевичи Пандавы и Кауравы, дети Панду и Дхритараштры, сошедшиеся в междоусобной битве на поле Куру, считались потомками Васиштхи в 5-м поколении. Отсчитав срок пяти поколений, плюс время действия поэмы, учитывая возраст героев, мы можем поместить её события примерно в Х I век до н.э..

Гиперкритицизм русскоязычной индологии – есть юдо-марксистская форма колониализма, когда уничтожению подвергается прошлое «варваров». Одним из своих проявлений - имела она, в частности, отрицание древней индийской историографии, опиравшейся – именно на генеалогические предания. Оные советскими (россиянскими) «историками» были объявлены «мифологическими». Из-за этого, например, крайне бедны наши исторические представления об истории сложения Ведийских гимнов.

Между тем, отойдя от гиперкритицизма - подойдя с доверием к сообщаемому историографией того народа, что собственно складывал Веды и Пураны, мы многое себе проясним. Руководствуясь таким принципом, английский историк Парцигер датировал события «Махабхараты» ок. 1100 г. до н.э. [Н.К.Синха, А.Ч.Банерджи "История Индии", М., 1954, с.45]. Ныне обычно они омолаживаются на пару веков [И.В.Пьянков "Древнейшие государственные образования Сред.Азии", в кн. "Древние цивилизации Евразии", М., 2001, с.340]. Археолог Б.Б.Лал, раскапывавший в 1950-1952 столицу Кауравов Хастинапуру, выяснил, что после арийского завоевания долины Ямуны и разрушения дасовских городов, здесь еще в Х II в. до н.э. находилась примитивная деревня. Город возникает в Х I веке и существует до кон. I Х в., когда покидается жителями из-за наводнения. Махабхарата, напомним, рассказывает о затоплении морем Двараки, стольного града Кришны. Возобновляется Хастинапура в V I веке.

Это согласуется с известиями эпоса и пуран, датирующими запустение - правлением раджи Ничакру, потомком одного из Пандавов в 7-м поколении [Г.М.Бонгард-Левин, Г.Ф.Ильин "Индия в древности", М., 1985, с.159]. Так мы снова получаем примерно Х I век до н.э., как вероятное время Великой битвы .

Косвенные подтверждения мы можем получить в «Шахнаме», ибо неудачный поход против мазанских (в рус.переводе «мазандаранских», чей край однако, обилен слонами) дивов шаха Кей-Кавуса - Кавьи Ушанаса индоарийских источников, плененного дивом Арженгом (Арджуной) и освобожденного Рустемом, благодаря археологии Тагискена (Сиявушгерда) косвенно приобретший временную привязку, отражен и в «Сказании о Завоевании мира» [ Пьянков, с.с. 337-338]. Позволим предположить, что и описание гибели последнего героя Кауравов – Дурьодханы, бежавшего с поля боя и погрузившегося в озеро, но, однако, обнаруженного там охотниками, извлеченного хитростью и предательски убитого, Махабхаратой также перенимается из иранских преданий о гибели Фрасьяки (Афрасьяба). В прошлом, до торжества мобедов ордена Заратустры [Л.А.Лелеков «Авеста в современной…», М., 1992], он виделся не столько злодеем, сколько «культурным героем» Турана [см. О.М.Чунакова "Пехлевийский словарь", М., 2004].

Далее тоже можно увидеть заимствования [см. Г.М.Бонгард-Левин, Э.А.Грантовский «От Скифии до Индии», М., 2000, с.с. 54-60]. Отречение от царства и уход из мира «праведного шаха» Кей-Хосрова с пятью спутниками - в древности был мотивирован; это было непонятно историографам феодального века (Бируни, Фирдоуси) и воспроизводилось механически. Совершив святое деяние - месть за Сиявуша, своего отца, шах вынужден был одновременно попрать законы кровного родства, наряду с убийцею Горуем и организатором убийства – Герсивезом, лишив жизни и своего деда Афрасьяба, виновного лишь косвенно (месть ему была завещана дедом по отцовской линии – Кей-Кавусом). «Великий исход Пандавов» после одержанной победы - в Махабхарате оказывается мотивирован слабо, лишь религиозно-этическими соображениями - невозможными в эпоху повествования, и противоречащими факту, что спутников Юдхиштхиры (в т.ч. героя Арджуну, прародителя наследника Царства) он приводит в ад. Вероятно, мотивировочные соображения дописаны позже самой интерполяции «Сказания о Великом исходе Пандавов».

Величественные страницы Великой Битвы разворачиваются теперь перед русским читателем. Здесь приходится обратить внимание на неудачные конструкции русского языка, использованные при попытках передать точное значение и звучание индийских выражений. Как в вышепроцитированном комментарии, где суты - возницы колесничих (в чьи обязанности входило также и воспевание подвигов своих ездоков) - равно именуются колесничими, вопреки всякой логике. Столь же нелепые выражения встречаются и в прочих изданиях [напр. в кришнаитском издании «Шримад Бхагаватам», Песнь 1-я, гл.10-19, «Бхактиведанта Бук Траст», б\м, б\г, с.308\309, иллюстрации, лист5, об.: «…опьянев от вина, сделанного из прокисшего риса, они стали биться друг с другом на палках, не узнавая один другого», - о побоище на палицах - и это запечатлено иллюстратором!..]. Это давно стало общим местом, и показывает, что при научном переводе художественного текста, равноправным участником работы д.б. русист, придававший бы словесам, взятым из чужого языка, наиболее точное значение.

Комментатор «Книги о Бхишме» пишет: «Знаменательно, что в центральной части памятника повествование передается Санджае, барду стана Кауравов. Не случайно, очевидно, и то что книги Махабхараты, последовательно описывающие перипетии 18-дневной битвы на Поле Куру, носят имена военачальников армии Кауравов. 6-я книга носит имя Бхишмы, возглавлявшего войска Кауравов и их союзников в течение первых 10 дней и приведшего бы их к победе, если бы не коварная уловка врагов, не способных одолеть его в честном бою. Следующая названа именем Дроны, сменившего Бхишму во главе войска через 5 дней и подобно ему сраженного врагами не в честном бою. Та же участь постигает Карну, именем которого названа книга 8-я. 9-я книга носит имя Шальи, возглавившего Кауравов в последний день битвы. Всё это легло в основу давно высказывавшегося исследователями предположения, что именно Кауравов воспевал древний героический эпос о битве, в которой отважные воители пали жертвой вражеского коварства (сходно с германской «Песнью о Нибелунгах»); в основе этого сюжета могло лежать предание о войне куру с панчалами, в которой последние одержали победу, призвав на помощь чужеземцев с севера или вступив в союз с ними, когда они в страну куру вторглись сами. В Пандавах, причисленных потом к роду Куру, не без оснований можно усмотреть черты какого-то воинственного монголоидного племени, пришедшего с Гималаев. Даже в дошедшей до нас переосмысленной версии сказания права их на царство Куру достаточно зыбки и, овладев им в обход сыновей старшего брата, они выступают по существу в роли узурпаторов» [Эрман, с.288].

Интересно, что именно этот – инорасовый аспект подчеркивается и иконографией современных кришнаитских изданий, «разглашающих» то, что маскирует «политкорректная» русскоязычная наука. В них - подчеркивается нордическая расовая принадлежность Кауравов [напр.: «Шримад Бхагаватам», с.308\309, иллюстрации, лист3, об., 4] и, напротив – южная их врагов, Пандавов и Кришны [там же, лист1, об., 7].

Сходно Махабхарате, из словоупотребления имен Илиона и Трои в «Илиаде», следует что «за кадром» поэмы – так же, взят ахейцами Илион не будет, война кончится их поражением [ Гиндин, Цымбурский , с.с. 100-101], что отмечали комментаторы уже в Античной Греции [«Ораторы Греции», М., 1985, с.305].

Здесь, как и в предисловии к «Трем великим сказаниям…», переводчик обращает внимание на очевидные сюжетные и психологические «кальки» между древней частью Махабхараты и эпосом Эллады. Однако, он ставит под сомнение возможность заимствования [обратное предположение: А.Н.Веселовский «Мерлин и Соломон», 2001]. «Сходные черты в образах Карны и Ахиллеса уже отмечались в исследовательской лит-ре (к ним относится, в частности, дар неуязвимости, не уберегающий тем не менее героя от гибели)… Едва ли здесь можно предполагать заимствование, но эти параллели трудно объяснить и случайным совпадением; и есть основания полагать, что Махабхарата сохранила в своём содержании отголоски самых ранних сюжетных мотивов и образов эпического творчества индоевропейских народов…» [Эрман, с.290]. В таком случае – это образы 2-го и даже 3-го тысячелетий до н.э..

Р.Жданович
 

 

Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.