|
Когда
падишах Акбар провел на песке черту, предложив визирю «умалить» оную,
никак ее не затронув, тот провел параллельно ей черту длиннейшую.
(индийская притча)
Гибель богов
Когда в
феврале 1945 года Советские войска вышли на Одер и захватили
Кюстринский плацдарм, Германское правительство не охватила паника.
Вермахт не придавал значения битвам за города – точки на карте,
весомые лишь для дикторов радиопропаганды. Судьба кампаний Армии Райха
решалась теми, кто не страшится идти в бой – сам идя встречь врагу.
Решалась - ударами полевых войск, концентрируемых на направлениях
атаки, своевременно выводимых из-под ударов вражеских и контратакующих
теперь фланги противника, выходя в беззащитный тыл наступающих [Л.Рендулич
«Управление войсками», 1974].
Особенно это
относилось к боям с Красной Армией – чье командование (исключая
предвоенных маршалов, таких как Тимошенко, Шапошников и Ворошилов)
вплоть до 1945 не поняло этого, и за прорывом фронта в Висло-Одерской
операции – последовало фронтальное наступление, направленное на захват
вражеских территорий, без окружения рассеченных войсковых группировок,
в массе успевших организованно отступить.
И к весне
1945 большая часть Германских войск была сосредоточена против флангов
советского Западного направления: на Балтийском побережье и в
Карпатской котловине – в неприступном центрально-европейском горном
массиве, где располагалось ядро немецкого военного производства,
запасы нефти и марганца, куда осуществлялся подвоз хрома (с Балкан).
Удар откуда - должен был сокрушить клинья наступавшей Красной Армии.
Потому,
менее всего заботу Гитлера вызывало начало наступления 1-го
Украинского (неожиданно легко прорвавшего фронт), 1-го и 2-го
Белорусских фронтов 16.04.1945 года. Алоизович справедливо считал, что
Жуков может хоть до 3-го тыс. от Р.Х. штурмовать Зееловские высоты
(подсвечивая с тыла прожекторами ПВО свои наступавшие танки – четко
рисуемые так на гребнях высот, в прицелах укрываемых на обратных
склонах артиллерийских батарей). Оперативная задача – возлагалась на
фланговые группировки, должные сокрушить войска маршалов Конева и
Рокоссовского, устроив русским окружение, подобное Белостоцкому (1941)
и Ржевскому (1943). Но к удивлению Гитлера, контрнаступления не
последовало…
В наших
источниках предательство Гитлера - «тихий мятеж» генералитета против
Фюрера и саботаж его верхушкой НСДАП (Мюллер, Борман) в последние
недели Великой Отечественной войны затушевывается. Но практически,
именно ему обязан СССР тем, что бездарно спланированная, Берлинская
операция завершилась успехом, и танковые армии 1-го Украинского
фронта, по приказу И.В.Сталина развернувшись на север, вошли в
неуязвимый для Жукова, но имевший очень жидкую круговую оборону
Берлин. Срочный отзыв в город войск, оборонявших фронт восточнее, как
и открытие Западного фронта, переброска к Берлину походным порядком
армии Венка - не помогли. И 30.04 Гитлер, отказавшийся покинуть
командный пункт, по официальной версии, покончил самоубийством, по
слухам – погиб в бою, а по гипотезам, возникавшим в дальнейшем, тайно
покинул столицу. 01.05 она выбросила белые флаги.
Это
предыстория появления сочинения, о котором речь. Саботируя приказы
Фюрера, генералы ОКХ и ОКВ – осколки феодального (т.е.
безнационального) сословия, политически весьма наивные люди,
равнодушные к чести нации но заботливые о чести персональной,
предполагали свою благородную сдачу в плен благородно победившему
противнику, и соответствующие обращение в плену, как с военнопленными.
Они жестоко просчитались - их ждала скамья подсудимых на показательном
процессе в Нюрнберге. Но цивильные «антифашисты», решавшие судьбы
послевоенной Европы и Азии, здесь тоже ошиблись в своих расчетах.
Дворяне - элита Германской нации, и не думали изрекать покаянные речи
пред самозваными «судьями», под телекамеры врага раскаиваясь во
вменяемых преступлениях, действительных и вымышленных. Отказавшись от
сотрудничества с политическими преемниками деятелей Одесской Че-Ки
(1919 года), они повторили судьбу Манфреда и Конрадина, с казнью
которого - героической гибелью завершилась некогда славная история
имперской династии Гогенштауфенов.
Исключением
среди верхушки Райха, оказавшейся на скамье подсудимых, был Альберт
Шпеер (1906-1981). Штатский из интеллигентной семьи - ставший личным
архитектором Гитлера, а в годы войны министр военной промышленности и
вооружений Германии, он – своим гением причинил колоссальные
затруднения Антигитлеровской коалиции, сводя на нет усилия войск,
восстанавливая боевую мощь Вермахта, возвращая к жизни разрушенные
авиаударами промышленные мощности. «Как архитектор, я привык видеть
мир в трех измерениях, и организация работы согласно этой схеме
казалась мне весьма перспективной» [Шпеер, 2010, с.266].
Понимая что
от петли уклониться в его положении будет крайне сложно, тем более
отданный под суд последним (когда соратники успели уже свалить на
отсутствующего вменяемое им), он полностью признал вину за вмененные
преступления, активно сотрудничал со следствием и судом. Это было
зачтено, и вопреки требованию советской стороны – непримиримой к
национальной буржуазии Германии, к руководителям промышленного
комплекса, и требовавшей для Шахта и Шпеера петли, последний был
приговорен к 20 годам тюремного заключения.
В камере
Шпандау он написал две книги: «Секретные дневники Шпандау» и
«Воспоминания». Обе они стали бестселлерами.
Резец и Меч
В СССР не
могло иметь место издание этих интереснейших сочинений, хотя
воспоминания, дневники и теоретические труды ряда военачальников
Вермахта – у нас издавались. Слишком многие аспекты большой политики –
дипломатической и военной, незнакомой полевым генералам, раскрывает
мемуарист, противореча советской доктрине истории Второй мировой
войны, обнажая несостоятельность профессиональных военных
Антигитлеровской коалиции [см. напр.: Ю.И.Мухин «Если бы не генералы»,
М., 2006].
Напр.: «Я
получил статистические данные, согласно которым в период Первой
мировой войны трудовой повинностью было охвачено гораздо больше
германских женщин, чем теперь. Мне показали две фотографии одного и
того же предприятия, сделанные соответственно в 1918 и 1942 годах. На
одной из них их проходной после окончания рабочего дня выходили почти
одни женщины, на другой из этих же ворот на улицу гурьбой устремились
мужчины. Фотографии в американских и английских журналах также
свидетельствовали о том, что, в отличье от нас, в этих странах
значительную часть персонала на военных заводах также составляли
женщины» [Шпеер, 2010, с.с. 288-289]. «После нескольких
заседаний в рейхсканцелярии нам с Геббельсом стало ясно, что Борман,
Ламмерс и Кейтель отнюдь не стремятся поддерживать практические меры
по увеличению производства вооружений…» [там же, с.336], и
неуклонно возрастая вплоть до октября 1944, выпуск боеприпасов и
вооружений в Германии даже не достиг уровня, достигнутого в Первую
мировую войну. «В первый год русской кампании производство орудий и
боеприпасов составило всего четверть объема выпуска аналогичной
продукции, выпускавшейся Германией осенью 1918» [там же, с.279].
В годы,
когда в отличье от Императора и промышленников (вроде В.Ратенау),
Германией правила НСДАП, «когда в нач.апреля 1942 я потребовал от
Заукеля ввести трудовую повинность для женщин, он без обиняков ответил
мне, что этот вопрос относится исключительно к его компетенции… мне
так и не дали изложить свои аргументы; Геринг и Заукель то и дело
перебивали меня. Основной довод Заукеля сводился к тому, что его душа
не может смириться с тем нравственным ущербом, который принесет
германской женщине работа на заводе; к тому же она может серьезно
отразиться на ее способности иметь детей» [там же, с.289]. Теперь
небольшой анализ. Как показывает пример Натальи Рагозиной, занятия
боксом в тяжелой весовой категории – на возможности многократных
(пятикратных) родов не отражаются. И из этого примера, можно нагляднее
оценить политику вовлечения женщин в заводское производство, в
ординарных - не в экстраординарных военных, как в Райхе -
обстоятельствах проповедовавшуюся коммунистами, оценить степень вреда
работы в индустриальном производстве.
«Геринг
самыи решительным образом поддержал его аргументы, а Заукель на всякий
случай без моего ведома добился еще и согласия Гитлера» [там же].
У нас, вот, любят сейчас возмущаться «уравниванием» коммунизма и
нацизма в заявлениях политиканствующих европейских парламентариев
(хотя какое Вам дело до чужих высказываний, если Вы не гражданствуете
ТАМ сами?). Но вот, основания к этому, нередко, оказываются
буквальными. Победив в дискуссии, Заукель обратился с воззванием к
гауляйтерам: «Для того чтобы германская домохозяйка, и прежде всего
многодетная мать… явственно ощутила на себе освобождение от тяжелого
бремени войны и не ставила бы под угрозу свое здоровье, фюрер поручил
мне отобрать на восточных землях 400 – 500 тыс. крепких, здоровых
девушек и доставить их в рейх» [там же]. Нацисты - обеспечивали
домохозяек русскими рабынями. И коммунисты - обеспечивали домохозяек
русскими рабынями, направляя эвакуированных в «восточные земли»
беженок в хозяйства тамошних феллахов!
Закладывая в
1937 первый камень в основание Нюрнбергского стадиона, Гитлер завершал
речь фразой: «Немецкая нация наконец получила свое, германское
государство» [там же, с.94]. Благоденствие Нации – для
национального государства превыше всего, и «Гитлер долго колебался,
прежде чем одобрить предлагаемые нами меры [речь о 1943 г.!] по
сокращению государственного аппарата, ограничению спроса на товары
народного потребления и закрытие многих культурных учреждений»
[там же, с.335].
Но «…я
случайно узнал от Зеппа Дитриха, что Гитлер издал приказ не брать
пленных. Якобы в ходе наступления войск СС выяснилось, что советские
войска жестоко расправлялись с попавшими к ним в плен немецкими
солдатами, и Гитлер в ярости возвестил, что в отместку прольет во
много раз больше крови советских пленных» [там же, с.352].
«Как это
ни парадоксально звучит, но с 1942 года в экономической жизни
враждебных нам государств наметилась совершенно противоположная
тенденция. В то время как, например, американцы были вынуждены
использовать авторитарные методы руководства экономикой, мы, напротив,
всячески пытались как можно меньше регламентировать хозяйственную
деятельность» [там же, с.276].
И в РФ
книга, переведенная и издававшаяся в 1997 г., давно стала
библиографической редкостью. Потому заслуживает всяческой похвалы
издательство «Захаров», Москва, в 2010 году переиздавшее ее. В
Петербурге продукция оного реализуется Домом Книги и системой
магазинов «Буквоед», где можно обзавестись новым изданием, а также,
как сообщает издательство [там же, с.683], магазином «Гулливер». Книга
снабжена иллюстративным фотоматериалом и словником-указателем имен.
Великий
Архитектор фатерлянда
«Когда я
строил в Нюрнберге, мне виделся некий синтез Троостовского классицизма
и простоты Тессенова. Я называл этот синтез не неоклассицистическим, а
неоклассическим, ибо полагал, что веду его от дорического стиля. Но я
сам себя обманывал, намеренно упуская из виду, что все мои постройки
создавали монументальную декорацию, опыт которой уже ставился во время
Французской революции на Марсовом поле, хотя и с более скромными
средствами. Категории «классический» и «простой» едва ли соотносились
с гигантскими пропорциями, которые я использовал при строительстве
сооружений в Нюрнберге. …Из-за моего пристрастия к дорическому ордеру
я совершил первую свою заграничную поездку в мае 1935 не в Италию, к
ее дворцам эпохи Возрождения, хотя здесь я мог куда скорей отыскать
каменные образы, нет и нет, я – что было типично для моего тогдашнего
мировосприятия – направился в Грецию. Здесь мы, моя жена и я,
отыскивали прежде всего следы дорической культуры, и на нас обоих – о
чем я не забыл по сей день – произвел глубочайшее впечатление
восстановленный Афинский стадион. Когда двумя годами позднее мне
самому пришлось проектировать стадион, я позаимствовал для него
подковообразную форму Афинского» [там же, с.с. 84-85], - объясняет
Шпеер свое художественное кредо. Не барочная пышность Италии влекла
его, но строгость, «ландшафтность» и «естественность», выражаемая
естественными формами этого – некогда деревянного зодчества, что
осталось видным в пропорциях и приемах работы, - ордера Спарты - была
эталоном для Свободной Германии.
«В марте
1939 я с ближайшими друзьями предпринял поездку по Сицилии и Юж.Италии.
Вильгельм Крейз, ЙозеФ Торак, Гельман Каспар, Арно Брекер, Роберт
Франк, Карл Бранд с женами составили нам компанию. Присоединилась к
нам и жена министра пропаганды Магда Геббельс, которая по нашему
приглашению совершила это путешествие под чужим именем. …Сицилия со
своими руинами дорических храмов в Сегесте, Сиракузах, Селинунте и
Агридженто прекрасно довершили впечатления, вынесенные нами из прежних
путешествий по Греции. При виде храмов Селинунта и Агридженто я снова
– и не без тайного удовлетворения – констатировал, что и древняя
архитектура была не свободна от приступов мегаломании,
Греко-колонизаторы здесь явно пренебрегали излюбленными у них на
родине принципами соразмерности. При виде этих храмовых сооружений
поблекли все памятники сарацино-норманнской архитектуры, которые нам
доводилось видеть, не считая разве что великолепного охотничьего замка
Фридриха Великого. Пестум явился еще одной вершиной в нашем
путешествии. С другой стороны, Помпея казалась еще более удаленной от
чистых форм Пестума, нежели наши строения от дорических храмов»
[там же, с.с. 194-196].
«30.01.1934
по предложению Роберта Лея, руководителя Германского Трудового Фронта,
была создана организация по проведению досуга под названием «Сила
через радость». Мне было поручено возглавить там отдел «Эстетика
труда», название которого вызывало не меньше насмешек, чем «Сила…».
Немногим ранее, проезжая через голландскую провинцию Лимбург, Лей
увидел здания заводских цехов, которые отличались невероятной чистотой
и профессиональной ухоженностью зеленых насаждений вокруг. Из этого
наблюдения, в полном соответствии со свойственным ему стремлением к
обобщениям, он сделал вывод о преобразовании всей немецкой
промышленности. А лично мне его идея принесла еще и побочную нагрузку,
которая доставила мне много радости: сперва мы постарались
воздействовать на фабрикантов, чтоб те заново переоборудовали
фабричные корпуса, а в цехах повсюду расставили цветочные горшки.
Тщеславие наше на этом не успокоилось: мы предложили увеличить площадь
окон, учредить столовые, и не один замусоренный угол превратился в
место, где можно посидеть и отдохнуть во время перерыва: там, где
лежал асфальт, разбили газоны, потом мы спроектировали простую,
хорошей формы стандартную столовую посуду, спроектировали простую
мебель, которую начали в больших кол-вах выпускать по образцам; мы
постарались даже, чтобы по вопросам искусственного освещения и
вентиляции рабочего места предприниматели консультировались у
специавлистов либо просматривали научно-просветительские фильмы»
[там же, с.с. 76-77]. Не сложно вспомнить, что в нашей стране
признаком эффективности труда стало бы – совсем наоборот, площадь
заасфальтированной, закатанной в асфальт зелени. Сравним
процитированное с отношением к русским работягам, что буржуазного
менеджмента 1990-х – 2000-х годов, что прежнего – красного. И
американский заводской ландшафт – не сильно отличается в этом от
ландшафта русского…
Но однако, «идея
без сомнения, была навеяна Пергамским алтарем. – рассказывает Шпеер о
своем первом Проекте Райха, - полный сомнений, я попросил Гитлера
ознакомиться с макетом. Неуверенность моя объяснялась тем, что проект
выходил далеко за пределы данного мне задания. Главное каменное
сооружение имело в длину 390 м, в высоту – 24. По длине оно
превосходило римские термы Каракаллы на 180 м» [там же, с.74].
Мощные,
словно растущие из Земли, напитавшись ее Силой, дорические колонны
классицистических монументов Нового времени - смешны вкупе с
элементами мещанского украшательства, вроде коринфских капителей,
узорных кокошников и пестрой раскраски стен камнем, чем снабжают их
архитекторы современности. И подражатель зодчих-дорян это
почувствовал. И богатырские формы дорических колонн храма Посейдона в
Пестуме – великолепны были среди столь же девственно-дикой природы, но
они оказываются пошлостью на фоне уютной буржуазной городской
застройки. Принципы мещанского «нового ампира» - воплощаемые Шпеером
теперь, оказались противоположны смыслу, провозглашенному партийными
лозунгами, противоположны мировоззрению Античности – не допускавшему
подавления гражданина масштабом окружавших его строений, несоразмерных
естественному ландшафту.
Шпеер
цитирует объяснение, дававшееся Гитлером: «Почему всегда самое
большое? Я делаю это затем, чтобы вернуть каждому отдельному немцу
чувство собственного достоинства. Чтоб в сотне различных областей
сказать каждому: мы ни в чем не уступаем другим народам, мы равны
любому из них» [там же, с.93]. Но «тягу к сверхбольшим формам
нельзя объяснить единственно формой правления; быстро обретенное
богатство тоже играет свою роль, равно как и потребность
демонстрировать собственную силу, - неважно, из каких соображений.
Именно поэтому мы обнаруживаем среди древнегреческих сооружений самые
крупные на Сицилии и в Малой Азии. По всей вероятности, это связано с
политическим устройством городов, но ведь и в Перикловых Афинах
культовая статуя Фидиевой Афины Партенос достигала двадцатиметровой
высоты» [там же, с.94]. Спарта, даже овладевая богатствами,
вкладывала их не в мегаломанские искажения родного ландшафта, но в
умножение силы и славы своих граждан – обретаемой на полях битв и
спортивных аренах. И в этом было отличье эллинов [см.
А.И.Зайцев
«Культурный переворот в Древней Греции», СПб., 2001 ]
от обывателей инерционной Германии ХХ века, господствовавших в ней
даже тогда. «Моя теория… применение особых материалов, равно как
особое внимание к особым статистическим выкладкам, д.б. дать
возможность сооружать здания, которые, даже будучи разрушены, через
сотни или (как мы рассчитывали) тысячи лет, смогут уподобиться высоким
римским образцам» [Шпеер, 2010, с.75].
Но «…слухи
о том, что руководство НСДАП якобы всерьез интересуется музыкой, были
чистейшей выдумкой. Напротив, партийные верхи были грубо сколоченными,
лишенными индивидуальности типами, которых так же мало м.б. завлечь
классической музыкой, как и другими видами искусства и литературой.
Даже немногочисленные представители интеллигенции в окружении Гитлера,
напр.Геббельс, не бывали на таких мероприятиях, как регулярные
концерты Берлинского филармонического оркестра п\рук Фуртвенглера. Из
всей верхушки здесь м.б. встретить лишь Фрика, министра внутренних
дел, да сам Гитлер, якобы обожавший музыку, ходил в Берлинскую
филармонию очень редко, лишь в официальных случаях» [Шпеер, 2010,
с.81]. Это объясняет знакомые нам реалии СССР, почему «народное»
Советское искусство, именем которого тормозили в 1940-х – 1970-х
представителей искусства дегенеративного и откровенных делегатов
голубой мафии (вроде Параджанова в советском кинематографе, Нуриева в
том, что «впереди планеты всей», М.Новротиловой в спорте «братской
ЧССР»), так быстро полиняло и улетучилось в 1980-х. Члены ЦК
приглашали на правительственные концерты «хор Левашова им.Пятницкого»
и ансамбль Моисеева, как варьете-коллективы, в меру доступности
искусства их пониманию. Когда этикетные требования «народности»
(наличия «народного» псевдонародного костюма) отпали, отпала и
надобность в этом воистину фиговом листке…
Шпеер,
будучи узником победителей, «кается» в многих «прегрешениях», - и,
разумеется, о многом умалчивает, а иногда лукавит, довольно
откровенно. Потому, читая такие мемуары, желательно быть знатоком
истории Райха. Оная - активно фальсифицируется с кон. 1950-х годов, и
не только в вопросе т.наз. «холокоста», что стало даже ныне темой
исследований западных же историков [Гундерик-Кларк, см.: Атанор «Жидомасонский
заговор - навыворот», «Нов.Петербургъ», №39, 2001]. Шпеер упоминает об
«отрицательном отношении Гитлера к мистическим вывертам Гиммлера и
Розенберга» [Шпеер, 2010, с.202], выдернутые цитаты из коих
используют для иллюстрирования «величайшего мифа 21-го века» - мифа об
«оккультном Райхе» [ср.: Амвросий (фон Сиверс) "Религиозная и
вооруженная борьба с большевицким злом", «Русское Православие», № 1,
1999]. Ибо именно «нео-язычество» - ныне стало главным врагом
победившего в 1945 году мирового сионизма [см.: Жданович «Славянское
Язычество и Указ 0$\07»\
www.zrd.spb.ru,2010].
Но
зарубежное издание мемуаров архитектора Фюрера, увы, началась уже
после этого рубежа - в 1969. И напр.: «Возглавлявший группу
советских следователей полковник как-то спросил меня: Но ведь вы же
читали Майн Кампф? Я же только бегло пролистал книгу; во-первых,
потому, что сам Гитлер объявил многие содержавшиеся в ней положения и
выводы устаревшими, а во-вторых, читать ее было безмерно тяжело. Я
покачал головой, чем доставил ему явное наслаждение. Тогда я,
раздосадованный, объявил что читал это сочинение. На процессе моя ложь
имела неожиданные последствия. Во время перекрестного допроса
советский обвинитель процитировал мое высказывание, и мне под присягой
пришлось заявить, что тогда я сказал неправду» [Шпеер, 2010,
с.651]. А может быть, все-таки теперь?
В некоторых
вопросах мемуарист просто был осведомлен хуже своего Вождя. Например,
он критикует решение Фюрера использовать «Ласточку» как скоростной
бомбардировщик (при малом радиусе действия и малой загрузке
реактивного с-та, низкой точности бомбометания), вплоть до нач. 1945
отказываясь выпускать его в модификации истребителя. Объяснялось это
просто. Двигатель Ме-262 и в 1944, и в 1945 оставался «не доведенным».
Он требовал до 15 минут полета по прямой для разгона на полные
обороты, не позволял маневр газом, глох на крутом маневрировании, и
машина объективно была «сырой» для пилотажного истребителя. Когда
вынужденно она начала так применяться (в обороне Берлина участвовали
120 Ме-262), союзники выделили наряды истребителей – дежуривших в
воздухе в р-нах аэродромов базирования, перехватывая «Ласточку» во
время разгона. И использование этой неуязвимой машины по типу
британского «Москито» (скоростной бомбардировщик без стрелкового
вооружения), как разведчика и одиночного бомбардировщика – не
загруженного пушечной установкой 4х30 мм, было тогда оптимальным.
Но беря
поправку на эти моменты, из мемуаров можно узнать немало интересного,
как из области военной и политической, так и художественной. Например,
историю конкурса Всемирной Парижской выставки 1937 года, историю
«советских секс-символов».
В СССР, как
известно, для этой выставки была создана скульптура Веры Мухиной.
Пафос сих «крестьянки» и «рабочего», возносивших к Небу масонские
атрибуты, не будет понятен, если не представлять себе замысла в целом,
его контекста. Манифестацией идеи поражения национал-социализма –
совершения всемирной «пролетарской революции», должные выставляться в
Париже герои Мухиной, воздев высь элементы Советского герба, грозно
шагали – прямо на павильон Германской экспозиции.
Как пишет
Шпеер, замыслы сторон, чьи павильоны французами (теперь, как и в 1914
году, рассчитывавшими таскать каштаны из огня чужими руками) умышленно
были расположены напротив друг друга, держались в строжайшем секрете.
И, тем не менее, по утверждению мемуариста, он «по чистой
случайности, во время одного из своих наездов в Париж забрел в
помещение, где был выставлен хранящийся в тайне проект советского
павильона: фигуры десятиметровой высоты торжественно шагали с высокого
постамента прямо на немецкий павильон» [там же, с.]. После этого
архитектор и набросал переработанный проект германского павильона –
воплощенный в натуре и удостоенный золотой медали (о чем в нашей
историографии умалчивается): «расчлененный тяжелыми колоннами
монументальный куб, который как бы преграждал им путь». С фронтона
башни павильона – вынесенной навстречу символам большевизма, – сверху
вниз – на скульптуры Мухиной взирал Германский Орел, сидящий на
Свастике Райха, готовый к броску на «человековоплощения» волка Фенрира,
в грядущей Мировой Битве.
Не сложно
понять, что данные о советском проекте германская сторона получила от
разведки. Это объясняет, почему ответственные за перевозку в
разобранном виде в Париж «Рабочего и Колхозницы», как и за весь
замысел Советского представительства на Всемирной выставке 1937 года,
вскоре были арестованы. Планы «скульптурного триумфа»
интернационализма над нацизмом – были германской стороной успешно
сорваны, и хотя организаторы «политкорректно» присудили вторую золотую
медаль Мухиной, эффект архитектурного перформанса, на глазах Европы,
явно вышел обратный планировавшемуся.
Многие из
секретов подобного рода раскрываются в мемуарах Архитектора Фюрера.
Р.Жданович
|