|
Издательству «Белые Альвы» посвящается
Трактату «Об управлении империей» - светскому греческому сочинению Х
века [Константин Багрянородный «Об управлении империей», 1991, с.161],
венгерской латинской хронике ХI
века [А.Кестлер «13-е колено», 2001, с.101] и русскому языческому
памятнику Влесова Книга [С.Лесной «Откуда Ты, Русь?», 1995, с.230]
равно знакомо имя мадьярского воеводы Леведии (Лебедя), страны Леведии,
в тех местах, где доныне стоит городок Лебедянь. Отлична версия VI
века, приводимая «Деяниями гетов» Йордана. У него Сунильда, т.е.
Сван-хильда - неверная норвежская невеста Рекса Германриха (I V
в.н.э.), разорванная им лошадьми перед нашествием на Зап.Европу гуннов
(известных в Причерноморье уже в 170 г.н.э.) – дева (Лебедь-дева). Её
мы видим в «Подстрекательством Гудрун» - песни из Старшей Эдды
[«Западноевропейский эпос», 1978, с.с. 224-229], языческой по возрасту
но записанной уже латинскими книжниками [см. М.Е.Стеблин-Каменский
"Древне-скандинавская литература", 1979].
Кудруна скандинавских источников, в источниках континентальных
именуется Крим-хильдой (в исландских преданиях сие имя носит ее мать,
не органично, ибо хильда - девушка), и это позволяет отождествить ее с
Ильдико, женой Атиллы, заколовшей того на ложе, известной латинским
хроникерам, что действительно, приписывается Гудрун Старшей Эддой.
Епископ
Йордан знает лишь двух братьев, наущением матери отмстивших Германриху
за сестру Сунильду. Эдда вводит Фольклорного третьего брата –
рожденного от наложницы Эрпа [М.Е.Стеблин-Каменский "Мир саги", Л.,
1984, с.163], абсолютно алогично убитого Сёрли и Хамдиром в трудном
походе в страну гетов, для мести сестричу, объясняя так, что с
неуязвимым туловом, Германрих был лишь ранен ими – отсекшими ему ноги.
Отсечь голову мог лишь убитый своими однокровными братьями Эрп… Такое
же построение, склеившее общеславянское генеалогическое предание о
трех братьях в его южно-европейской версии (соединив с эпонимом града
южнопольского племени куявян этниконы чехов и хорватов) - с норвежской
(записанной в Исландии) песнью о Сван-хильде, приобщив
братьям-словенам царевну Лыбедь, мы находим в писанной церковною рукой
Повести Временных лет. Именно этой фольклорной латино-германской
версии следует т.наз. «Нестор-летописец», игнорируя исторического
Лебедя, а с ним и всю историю хазаро-мадьярского ига над Русью [см.
С.А.Гедеонов «Варяги и Русь», 2004, с.с. 190-195, 340-342]. Время и
обстоятельства византийской правки русских летописей, начавшейся в
1037 году (до 1054 года) и достигшей после 1046 г. колоссальных
масштабов, раскрыл А.В.Карташев [«История русской церкви», гл.
«Церковное управление в Киевский период»]. Прославлялись дети Юрия
Владимировича, Всеволода Ярославича, Владимира Святославича – дети
византийских принцесс. Их предшественники и соперники подвергались
либо систематизированной клевете (Святослав и Олег Черниговские,
Святополк Окаянный, польским источникам, воспроизводящим киевскую
традицию сторонников его отца Ярополка Святославича, известный как
Святополк Отважный). История Руси прежде Х века, прослеживаемая по
археологии (Змиевы валы) и археографии (Киевский миссал), по иноземным
актам [И.Берлин «Исторические судьбы еврейского народа на территории
Русского государства», Пг., 1919], по фрагментам древнейшего
летописания, ведшегося уже тогда [И.П.Филевич «Угорская Русь»,
Варшава, 1894, с.с. 24-26], была почти полностью вытравлена. И этому
православно-холопскому, плохо русифицированному греческому летописному
бреду - предвосхитившему труды А.-Л.Щлецера, «историки», не исключая
советских атеистов, следуют доныне.
И мало кто задумывается, что существует Русский памятник, равный
Старшей Эдде, излагающий историю Лебедь-Девы и убиения покушавшего на
нее демона-оборотня, автор которого известен.
«Школьное
литературоведение»
Родная
словесность – предмет не только и не столько образовательный, сколько
должный - формировать мировоззрение. Легкие, почти опереточные рифмы
А.С.Пушкина, тем не менее, уже на 2-м десятке лет, перестают волновать
сердце. Образы его самых «школьных», хрестоматийных стихов - не
вызывают отклика в нашем уме, как волнуют ум грека имена Дельф и
Олимпии, итальянца – Альбы Лонги и Капитолия. А ведь корабельщики,
согласно «…нашему всему», плывут «мимо острова Буяна» - мимо
славной Руяны, сакрального центра Славянского мира… И даже знакомство
с роскошной оперой Н.А.Римского-Корсакова мало что прибавит к
восприятию образов князя Гвидона и Царевны Лебеди, не вызовет в памяти
называемую «Начальной» Летописью сестру Кия, эпонима «Матери городов
Русских», - столь же фольклорную Лыбедь, памятник которой, гордо
расправившей руки на носу лодьи, возведен в Киеве. Увы, Гвидон и
Лебедь были ранее пройдены в начальной школе, в рамках ее суконного
«пушкиноведения».
Курсы строятся так - дабы иного, помимо инстинктивной ненависти к «нашему
всему», русский школьник - из школы не вынес. Это отметил
В.В.Розанов, сам – гимназический учитель: если француз покидает
образовательное заведение со словами «прекрасная Франция!», то
русский – «немытая Россия» [стихи нигилиста середины того века,
приписанные Лермонтову и доныне числящиеся лермонтовскими, несмотря на
опровержение В.С.Бушина]. Отсутствие достоинства исторического -
влечет исчезновение этнической солидарности днесь. И инородец знает
что русскому можно плюнуть в лицо, избить, изнасиловать девочку - не
только в Верном (Алма-Ата) или Петровском (Махачкала), но и в
Краснодаре, и в Москве и т.д. Возмездия от соплеменников жертвы не
последует – будут апелляции к «правосудию» «доброго дяди», носящего
погоны.
Это возникло даже не в 1917! Еще до революции – дворяне нанимали банды
кавказцев, «охранявшие» их поместья, терроризируя окрестные деревни
(момент, исчезнувший из исторических сочинений советского времени, но
помянутый В.Пикулем в романе «На задворках Великой Империи»). Тогда
«частных собственников» вырезали, вместе с крышующими их усадьбы
наемными «джигитами». Ныне, после полувека искоренения в народе
чувства личного человеческого достоинства, стихийной народной силы на
это уже не пробуждается.
Вреден общеобразовательный курс и чисто практически. Он несет неверные
сведения. Много ли даст знакомство с фактом подразделения звуков на
гласные и согласные, при изучении школьной русской грамматики? Из нее
правило исторического устроения открытого славянского слога, простое и
наглядное, - никак не очевидно. А ознакомление с точным фонетическим
подразделением нашей азбуки – включающей полугласные (л, р, м, н), а
гласные разделяющей на полные и краткие (й и ь\ъ – в «советской»
грамматике сохраненные лишь как значки смягчения и слогоразделения),
показывая что наша речь - не менее выразительна чем классическая,
происходит лишь на филологическом ф-те. Руководил реформой грамматики
русского языка, осуществленной в 1917 году, академик А.А.Шахматов, –
этот «брат» и еврейский тесть хорошо понимал, что он делает…
Из дегенеративизма современного «школьного языкознания» - проистекает
канцелярит чиновников, элементарно не владеющих языком народа, коим
имеют наглость распоряжаться (проследите, например, кто, сколько людей
- из числа публично выступающих, склоняет числительные), и
дегенеративный язык ведущих УКВ-радиостанций, становящийся языком
масс.
Источником «Бахчисарайского фонтана» числится Крымское предание о
некой княжне Потоцкой, услышанное в Тавриде Пушкиным. Валентин
Непомнящий предположил, что источником известия для поэта стала Софья
Потоцкая, могшая рассказать ему семейное предание непосредственно. Но
уже И.М.Муравьев-Апостол с чьим «Путешествием по Тавриде» А.С.Пушкин
был знаком, сообщая о стоящем в Бахчисарае, не очень старом роскошном
мавзолее ханской любимицы, коей приписывалось происхождение из рода
Потоцких, отмечает, что таковой, уведенной в крымский полон в
последние века (где источники сохранны), неизвестно. Между тем,
происхождение сюжета очевидно. Марьям – звали греческую царевну, дочь
Кесаря Маврикия, выданную замуж за претендента на Шахский трон [см.
Л.Н.Гумилев «Бахрам Чубин», «Проблемы Востоковедения», №3, 1960],
царевича Хосроя Апарвеза. Но Шахиней Ирана стала ее убийца – сириянка
Зайрин (Ширин в фарсийских повествованиях). Обе они были христианки.
Советские граждане судили о романе Зайрин по романтическому сочинению
«Хосров и Ширин» Низами Гянджеви, поэта «из солнечного Азербайджана»,
что в СССР, где цвело такое явление как «кража поэтов» (по определению
литературоведов соседнего Ирана), обеспечивало тиражи и гранты
(включения в исследовательские темы). У него – мистика и суфия,
летописи искажались под углом мистического мировоззрения, вплоть до
«исправления» фабул. А оригинальная – персидская историография и
литература говорят про эту шахиню и ее мужа совсем иное. «В
арабо-персидской традиции (ярче всего у Динавари) Хосров
II
прежде всего – завоеватель, деспот. Он обуян гордыней. Характерна в
этом отношении упомянутая у неск.авторов история с римским всадником,
который хотел одолеть Бахрама Чубину, отнявшего царство у Хосрова.
Бахрам рассек его пополам, а Хосров смеялся: « Он
упрекал меня, и мне понравилось, что он познал тот удар, который
победил меня в моем царстве». Хосров жаждет мести за отца и долго
выжидает удобного случая. «Он захотел начать со своих дядей,
Биндоя и Бистама, забыв о помощи, оказанной ему Биндоем. Злобу против
них он копил 10 лет». Его обвиняют в неблагодарности, в убийстве
многих знатных воинов и вельмож, в том, что обилие собранных им
богатств достигнуто «путем взимания хараджа насильственным сп-бом»
(были собраны, в частности, недоимки тридцатилетней давности), в
угнетении подданных, высокомерии, хитрости… У христианских авторов
Хосров совсем другой. Он озабочен делами христиан и христианской
церкви, и в основном под этим углом рассматривается вся его деят-ть»
[В.Г.Луконин «Древний и Ранне-Средневековый Иран», 1987, с.179; ср.:
"История ат-Табари", Ташкент, 1987, с.30]. И из персидской же традиции
мы можем узнать то, как любимица молодого Хосроя Марьям была убита
(отравлена) Зайрин, старшей шахиней [А.Фирдоуси «Шахнаме», 1957, т.
6-й, «Сказ о Хосрове и Ширин», см. коммент., с.425]. Фонетическое
тождество имен, ближе чем в персидских повествованиях (Марьям – Мария,
Зайрин – Зарема), вкупе с точностью схемы «треугольника» (сохраняемой
Фирдоуси и переделанной Низами), показывает что Пушкин, во-первых,
может считаться первым - более ранним, нежели Жуковский, переводчиком
фрагмента «Шахнаме» (пусть и в «адаптированной» к месту форме),
во-вторых – мог познакомился с ориентальным, возможно арамейским в
оригинале, источником, нам неизвестным вовсе.
Хотя энциклопедическое чтение – взрослое чтение, окажись перед
школьником-пушкинистом вместо хрестоматийного учебника (или даже
специальных книг) энциклопедия «Мифы народов мира», дающая
сравнительно-исторические сведения, скажем о Персее – в справке,
объединяющей мотивы «плавания в бочке» и непорочного зачатия (Золотого
дождя), результат изучения «Сказки о царе Салтане» был бы иной.
А.С.Пушкин всё это знал - в его время классическая мифология, пусть во
многом по французским переводам, была образованным людям знакома.
…По этому, например, крайне сомнительным видится его авторство в
таком, приписываемом молвой памятнике, как «Гаврилиада», - бывшем,
согласно реплике в частном письме к Петру Вяземскому [Пушкин, письма,
01.09.1828 (ПСС, т. 10-й)] – созданием князя Дм.Горчакова, ко времени
скандала - покойного. Ответственность за богохульное сочинение,
приписывавшееся Пушкину, друг покойника – далекий от христианской
ортодоксии адепт гуманного и легкого миросозерцания Овидия [ср.:
М.Л.Гаспаров «Избр.Тр.», 1997, т. 1-й, «Овидий, или наука доброты»],
предпочел взложить на себя - оберегая посмертную память друга,
неспособного уже отвечать сочинителя.
Но мы расскажем о другом, о том, что ныне малоизвестно по соображениям
идеологическим, но в то время – не было известно вовсе.
***
Корнелий Тацит описывает эту конструкцию таким образом: «среди
самого Океана, обитают общины свионов; помимо воинов и оружия, они
сильны также флотом. Их суда примечательны тем, что могут подходить к
месту причала любою из своих оконечностей, т.к. и та и другая имеют у
них форму носа. Парусами свионы не пользуются и весел вдоль бортов не
закрепляют в ряд одно за другим; они у них, как принято на некоторых
реках, съемные, и они гребут ими по мере надобности то в ту, то в
другую сторону. Им свойственно почитание власти, и поэтому ими
единолично, и не на основании временного и условного права
господствовать, безо всяких ограничений повелевает царь. Да и оружие в
отличье от прочих германцев не позволяется у них иметь каждому: оно
всегда на запоре и охраняется стражем, и притом рабом…».
Комментатор А.С.Бобович оспаривает последнее утверждение [Тацит, 1969,
т. 1-й, с.439, прим.107], но оно находит соответствие в порядках,
существовавших у царей Микенской Греции. «Рассказ Тацита о кораблях
свионов подтверждается находкой такого корабля в толще трясины на
восточном побережье северного Шлезвига; этот корабль находится в музее
в г.Киле. Весла на кораблях свионов свободно перемещались, тогда как
на римских были закреплены в гнездах…» [там же, прим.105].
Классическая – римская судостроительная культура требовала сборки
обшивки на наборе, вгладь, заимствованной у финикиян [Х.Ханке «Люди,
корабли, океаны», б\м, 1976, с.с. 35-37]. Однако Поль Фор, французский
ученый, пишет, что обшивка гораздо более древних греческих судов
Микенского времени была клинкерной – внахлест [П.Фор «Повседневная
жизнь Греции во времена Троянской войны», М., 2004, с.с. 223-224].
…В предреволюционные десятилетия в скалах Тургайского плато, в области
Андроновской культурной общности, были открыты очень интересные
петроглифы Бронзового века. Рисунки опрокидывали пангерманскую
арийскую теорию - напротив, объясняя мощные следы доарийского
субстрата в языках племен германских стран – заимствованных в
доарийской Скандинавии, отсутствовавшего в иных языковых группах,
замечаемые филологами [С.П.Толстов «Нарцы и волохи на Дунае», СЭ, № 2,
1948, с.с. 30-32].
Бегло описанные местной помещицей – любительницей краеведения,
петроглифы перед 1917 г. подверглись обстоятельному изучению великим
русским археологом, этнографом, историком Василием Алексеевичем
Городцовым.
«Буржуазный историк» - до 1909 офицер Царской армии, вышедший в
отставку с чином подполковника, с середины 1920-х подвергаемый запрету
на профессию [см. А.А.Формозов «Русские археологи в период
тоталитаризма», б\м, 2004, с.с. 52-53] преодоленному лишь в 40-х
(когда ученый старик был сломлен, написав покаянное заявление о
вступлении в партию большевиков), Городцов успел опубликовать в
сборнике Исторического музея описание [В.А.Городцов «Скальные рисунки
Тургайской области», Труды ГИМ, сер.археол., № 1, 1926, с.с. 38-40].
Рисунки объясняли загадочную особенность скандинавских судов -
известную на протяжении 2 тысяч лет, как по наскальным рисункам
бронзового века, так и по находкам средневековых лодок из датских
торфяников [см. Й. фон Фиркс «Суда викингов», Л., 1982, с.с. 20-22].
Именно, наличие у них двойных штевней - конструктивного элемента,
назначение которого оставалось непонятно. Но поскольку, наряду с этим,
петроглифы открывали многое иное, известие об этой находке старательно
скрывается, и доныне - их смысл числится неизвестным [см. там же].
Напечатана была работа В.А.Городцова до складывания понятия
Андроновской культуры. Его в 1927 предложил, как часть периодизации и
характеристики культурных провинций Евразии, С.В.Теплоухов. Спустя два
года ученый был репрессирован и погиб в застенке [Формозов, 2004, с.с.
51-52]. Это, а также идеологические постулаты «5-го классика марксазма»
ак.Н.Я.Марра – главного врага индоевропейского языкознания, - ущерб от
деятельности которого нашей науке неисчислим [там же, с.222; см.
С.В.Резник "Н.И.Вавилов", М., 1968], - надолго «закрыло» в СССР
термин. «Выделив ряд областей, где и сейчас встречаются прямые
предки культурных растений, Вавилов говорил, что в остальные районы
они были занесены человеком в результате заимствований и расселения
древних племен. …Соглашаясь с Вавиловым, надо было бы признать
большую роль миграций в истории человечества, а эта идея была тесно
связана с индоевропейской лингвистикой – главным врагом создателя
«нового учения о языке» президента ГАИМКа Н.Я.Марра» [там же,
с.222]. Работа, напечатанная в 1932 и в том же году выпущенная
отдельной брошюрой, гласит: «Сущность ошибок Н.И.Вавилова в том,
что он разделяет точку зрения индоевропейского языкознания.
…Реакционная шовинистическая западноевропейская лингвистическая теория
производит индо-германцев от какого-то индо-германского пранарода,
индо-германской расы» [Г.В.Григорьев "К вопросу о центрах
происхождения культурных растений", Известия Государственной академии
материальной культуры, т. 13-й, вып. 9-й, 1932, с.11]. В 1933 Вавилова
перестали выпускать за рубеж, в 1935 он потерял посты члена ВЦИК и
президента ВАСХНИЛ, в 1940 последовал арест… С.В.Резник, в обтекаемых
формулировках, говорит о псевдонимности фамилии Г.В.Григорьева.
Рассказывая об оном, - возражая, мол, что таковой действительно был, -
А.А.Формозов указывает, что за спиною Г.В.Григорьева находился
С.Н.Быковский, высокопоставленный партийный работник,
«откомандированный» для руководства исторической наукой, анонимный
автор предисловья к брошюре Григорьева [Формозов, 2004, с.226].
До легализации термина Теплоухова В.А.Городцов не дожил, и в корпусе
трудов, посвященных Андроновской культуре, его статья обыкновенно
отсутствует. В отличье от широко известных «Дако-сарматских элементов
в русском народном творчестве» Городцова, напечатанных в том же №
Трудов ГИМ, - осталась вышеназванная статья - практически неизвестна,
никак не связывается с вопросами генезиса культуры.
В Тургайских скалах были высечены суда, повозки, пахотные упряжки,
изображенные предельно характерно: мало где еще можно встретить
европейское по типу судно, направляемое веслами-гребками, без уключин.
Наряду с Приуральем, подобные изображения открыты в Карелии, на юге
Скандинавского п-ва, на берегах Осло-фьорда, а также в Италии - на
берегах Ядранского моря. Они приходят в Европу практически
единовременно, в ХII
- ХI
в.в. до н.э. [Городцов, 1926, с.63].
Служив важным атрибутирующим признаком для арийских культур, в Азии
изображения смогли быть датированы Городцовым абсолютно, благодаря
слою пустынного загара (отложений солей железа, выделяющихся из
осадков, остающихся поверх предметов, длительно лежащих в пустыне), -
не лишь по запечатленным предметам, как датировались петроглифы
историками Европы [см. там же]. Был получен для петроглифов Тургая
(снизу) ХVII
век до н.э. - близко к современной радиоуглеродной датировке арийского
комплекса Синташты (ХХI
– ХVIII
в. ) [В.М.Массон
«Ранние комплексные общества Восточной Европы», сб. «Древние общества
Юга Восточной Европы в эпоху палеометалла», СПб., 2000, с.157].
Оказалось, кшатрийский народ, рисовавший колесницы в плановой либо
аксанометрической проекции (в отличье от греческой передней и боковой
в ближневосточных изображениях) - чем так славится Андроновская
культура, - вторгся в Европу из Приуралья. Пришел относительно недавно
- в кон. 2-го тыс. до н.э. Связанные с андроновским погребальным
обычаем и материальной культурой элементы появляются в Галльштатской
культуре [Е.Е.Кузьмина «Распространение коневодства и культа коня…»,
"Средняя Азия в древности и средневековье", М., 1977] - первой
культуре, фракийская провинция которой может атрибутироваться как
палеославянская.
Элементы конской упряжи андроновского типа, распространяющиеся в ту
эпоху по континенту, сами по себе, говорят мало о чем - они могут
оказаться заимствованными элементами культуры, подобно испанскому
мушкету или шведской фузее времен Густава Адольфа, не свидетельствуя
миграции их создателей. Иначе будет с более конструктивно
взаимосвязанными изделиями. Но характерны именно изображения
тургайских гребных судов. Они изображались горизонтальной линией, с
поднятой оконечностью, и диагональными чертами гребцов, работающих
веслами-гребками [Городцов, 1926, с.59]. Таковые отмечаемы у кораблей
Микенской Греции, «вроде каноэ с лопатообразными веслами» [Фор,
2004, с.219]. Уничижительный термин здесь не основателен, ибо
включаются сюда и тяжелые боевые корабли - даже с двумя гребными
палубами, тем не менее направляемые веслами без уключин, запечатленные
на микенской глиптике [см.: С.Я.Лурье «Заговорившие таблички», М.,
1960, с.66]. На них эта конструктивная особенность была бы не
рациональна - если б не была следованием древней, возникшей в речной
стране традиции. А барки похожие на египетские, применявшиеся
микенскими греками [Фор, 2004, с.с. 218-219; см.: «Античная Греция»,
1983, т. 1-й, с.73], мы находим среди арийских петроглифов региона
Аральского моря [см. С.П.Толстов «Древний Хорезм», М., 1948].
***
Представление, будто андроновские народы говорили не на индо-иранских
(в действительности, индо-ираноязычной была Срубная культура), а на
западно-европейских языках, в отечественной историографии «не
принято»: идея, что «истинные арийцы» возникли на территории СССР,
была для «антифашистского» кремлевского агитпропа неприемлема. Как и
днесь: «…важность научной постановки проблемы происхождения
индоиранцев в современной России обусловлена и тем, что в
постсоветский период получило широкое распространение глубоко
антинаучное представление об арье-славянах. …Идеи арийского
происхождения славян попали даже на страницы учебников и активно
пропагандируются средствами массовой информации. Этому крайне опасному
для многонациональной страны потоку противостоит всего несколько работ»
[Е.Е.Кузьмина «Арии – путь на юг», 2008, с.13], - откровеннее и не
скажешь.
Но мы можем указать ей независимое подтверждение. У классических
греков – у дорян Лакедемона и Крита, ахеян и ионийцев Милета
сохранялся этнографический реликт, наследие давно минувших эпох,
выявленное Соломоном Лурье – возрастные союзы [Лурье «История Греции»,
СПб., 1993, с.с. 220, 223]. Это – наследие эпохи, когда варны
(дословно - цвета) еще не оформились в сословия, как они известны по
индо-иранским памятникам, оставаясь - мужскими возрастами [И.В.Саблина
«Ж-С-Т», "Дуэль", № 24, 2000], подобно возрастам воинов латинского
легиона. У индусов и персов варны – сословия, это же состояние
свидетельствует нартовский эпос народов Кавказа, не уходивших на юг,
на территорию классовых государств Ближ.Востока. Но именно так – по
возрастам - хоронили своих покойников андроновцы Петровской культуры,
среди культур Андроновского типа считающейся классической [Г.Б.Зданович
«Основная характеристика…», «Бронзовый век Урало-Иртышского
междуречья», Челябинск, 1983].
В 3-й\4 2-го тыс. до н.э. – не смотря на грандиозности местных
Карпатских и Кавказских месторождений, начавших разрабатываться едва
ли не первыми в мире, в Европу, тем не менее, неожиданно начинается
импорт металла волжско-уральского и зауральского происхождения
[Е.Н.Черных «Древняя металлообработка на Юго-Западе СССР», М., 1976,
гл. 7-я]. Металлурги, сменившие своих предшественников, словно и не
подозревают об местных рудных богатствах. В Дунайскую область приходят
повозки на легких ажурных колесах со спицами [А.Росс «Повседневная
жизнь кельтов…», СПб., 2004, с.105].
Овладевшие новыми средствами транспорта, ставшие мобильными народы -
начинают расселяться в соседние страны, чья военная организация была
менее гибкой. Обозначение моногамной семьи в нашем языке: супружество,
дословно – парная, симметричная (относительно дышла) запряжка. А ведь
на Руси (известной нам) так не запрягали – запрягали лошадей либо
«гуськом» (на узких лесных дорогах), либо – с относительно недавнего
времени «тройкой». Термин запомнил эпоху 2-го тыс. до н.э.: так
запрягались боевые колесницы, далее вытесненные конницей как оружие, а
как церемониальное средство - расширившие запряжку. Старославянское
наименование воинского отряда – чета, по второму значению указывает на
семейную пару, ибо члены воинской варны – «юноши» в терминологии
Геродота [Э.А.Грантовский "Проблемы изучения общественного строя
скифов", ВДИ, №4, 1980, с.150] (принципы- в структуре латинского
легиона), отселяясь за территорию общины, уводили с собою девок на
выкуп которых для легального брака средств не имели, обряд чего
передает Повесть Временных лет: «на игрищах между сел… с нею же кто
совещашеся».
И именно по-андроновски – по-тургайски оказались нанесены изображения
лОдей, возникающие практически единовременно в ХII
- ХI
в.в. до н.э. на скалах Карелии (показывая путь в Скандинавию),
Норвегии, Италии. Новация, появляющаяся в Европе, отличие от
тургайских изображений состоит в том, что на петроглифах, выполненных
«народами моря» в Италии, возникают хар-рные съемные носовые
украшения. Идею их - завоевателям Европы навеяли, по-видимому,
развитые носовые части судов критян [ср.: «Античная Греция», М., 1983,
т. 1-й, с.73], отливаемые из металла.
Рисунки - раскрыли загадку лодок, находимых в торфяниках скандинавских
болот, смысл их непонятных двойных штевней, служивших - для крепления
украшений этого типа. Галльские монеты свидетельствуют более позднюю,
совершенную форму, с показом устройства самого крепления [см.: Росс,
2004, рис.37].
Волшебная
птица Фэн
«Внимание
исследователей Центральной Азии привлекает одно труднообъяснимое
явление. Несмотря на то, что в культурной области Средиземноморья и
Индии, с одной стороны, Дальнего Востока, с другой, разделены
бесплодными пустынями, непроходимыми без коней и верблюдов, в
терминологии народов индоевропейских и дальневосточных встречаются
странные совпадения. Нек. слова-термины, несомненно очень древние, на
разных языках звучат одинаково и означают одно и то же. Напр.,
китайское «фэй» означает наложницу императора, шире – очень красивую и
могущественную женщину… Удивительная волшебная птица по-китайски «фэн»…
уж не феникс ли? …Не ставя вопроса о том, кто у кого что заимствовал,
мы констатируем, что обстановка для культурного обмена между западным
и восточным краями Ойкумены была, и датировать ее следует глубокой
древностью, потому что в первые века до н.э. Рим и Китай узнали друг о
друге впервые и хар-р их культурного обмена был тогда совсем иным»
[Л.Н.Гумилев «Гетерохронность увлажнения…», «Вестник ЛГУ», № 6, 1966].
Стихотворное сказание об Исфендьяре, герое маздаяснийских преданий,
начато было иранским поэтом Дакики (оппонентом арабского ислама,
тайным зороастрийцем), прерванное гибелью поэта, убитого на оргии
собственным пажом. Отдавая долг памяти коллеге, Фирдоуси включил в
«Шахнаме» тысячу бейтов, оставшуюся от ненаписанной поэмы, и далее
воспроизвел это парсийское предание - с сохранением специфически
маздаяснийских деталей [А.Е.Бертельс "Художественный образ в искусстве
Ирана IХ - ХV веков", М., 1997, с.240]. Этим он доказал свою точность
сказителя, ибо лично Фирдоуси – воспреемник кушанской
историографической и историософской традиции (это здесь долго
доказывать), он враждебен религии Виштаспы – чуждой персам и
навязанной им [см. Л.А.Лелеков «Авеста в современной науке», М., 1992]
подобно исламской (это пишет, например, не экстраполируя ибо пишет до
Магомета, Агафий Митиленский - знакомившийся с сохранным на тот век
персидским летописанием, в книге «О царствовании Юстиниана» [гл.
2-я]). Никакой зороастриец «святого царя» парсов Гуштаспа представить
подобным негодяем, как это показано в «Шахнаме», не смог бы [см.
Е.Э.Бертельс "История персидско-таджикской литературы", М., 1960].
Надежный персидский список данного повествования новеллу об одолении
Исфендьяром птицы-Симурга иллюстрирует миниатюрой, где изображен
Симург в чисто китайском стиле [Бертельс, 1997, с.241, рис.4], что
позволяет прибегнуть к китайской этимологии. «В китайской традиции
Фэн – царственная птица, её появление на небе предвещает рождение
человека, обладающего совершенной мудростью. Иногда самка и самец
птицы Фэн символизируют императора и императрицу Китая (в европейских
переводах Фэн - феникс). Когда птица Фэн поет на горе Куэньлунь, на
земле расцветают деревья. Фэн – одно из четырех священных существ
(драконы, фэн, белый тигр и черепаха), символизирующих весну и восток,
лето и юг, осень и запад, зиму и север. Фэн появляется лишь в периоды
мира и благоденствия, последний раз эту птицу видели в 1368 г. н.э..
Среди 360 видов птиц Фэн – владыка, царь, император. У птицы Фэн
голова курицы, шея змеи, спина черепахи, хвост рыбы. Перья у нее пяти
цветов (что соблюдалось на многих персидских миниатюрах). Спускаясь на
землю, Фэн садится только на деревья и питается их семенами…» [С.Н.Соколов-Ремезов,
см.: там же, с.241, прим.]. Описание – достаточно характерно, если
учесть, что делалось оно грамматиками, знавшими Феникса лишь из
литературы. Следующее предание, рассказывающее об этой птице, нам
знакомо. Персидские словари, в частности цитируемый Бертельсом-младшим
«Бурхан-и кати», сообщают: «Кикнос… на румийском [т.е.
византийском] языке – птица необыкновенно дивной окраски, с прекрасным
голосом. Говорят, что в её клюве – 360 отверстий, и она садится на
высокую гору против ветра, и из её клюва исходят самые удивительные
звуки; по этой причине туда слетается множество птиц. Некоторых из них
Кикнос хватает и пожирает. Говорят, Кикнос живет тысячу лет, и когда
проходит тысяча лет и жизнь её приходит к концу, она собирает много
дров и садится сверху, и начинает петь, и прихолит в экстаз, и
начинает так бить крыльями, что из них вылетает огонь и попадает на
дрова, и птица с дровами сгорает, и из её пепла появляется яйцо, а
пары у Кикноса нет. Музыку познали [люди] из её напевов» [там же,
с.203]. Иранский поэт-мистик Аттар «в своей поэме [«Мантик-ат-тайр»],
содержащей синтез всей «птичьей символики» традиции, приводит
небольшую символическую (заголовок: Хикайат ва тамсил) притчу о
Кикносе, не введенную им, однако, в канву основного повествования
поэмы о тридцати птицах и Симурге. Почти все внешние детали,
приведенные в словарях, присутствуют в рассказе Аттара (длинный клюв,
музыка, огонь, рождение из пепла), однако притча Аттара содержит
четкую суфийскую концепцию и мораль – совет аскетам, мистикам
символически подражать этой птице. Грубые, физические детали словарей
заменены у Аттара духовными объяснениями. Так, напевы возникают в
клюве Кикноса не от ветра, а сама птица грустно стонет от тоски и
одиночества в земном мире и предчувствия близкой смерти. Кикнос не
пожирает птиц, собравшихся слушать ее напевы, а птицы гибнут, ибо
лишаются сознания от экстаза, вызванного красотой ее пения, музыки
клюва-флейты» [там же, с.204]. «Фригийское» (в эллинском смысле)
[см. Гаспаров, 1997, т. 1-й, с.13] происхождение музыки Кикна Аттар
раскрывает. «Связь Кикноса с «изобретением» музыки объяснена у
Аттара почти рационалистически. …Некий философ («филсуф») подружился с
Кикносом и «вывел» музыкальные знания (`илм-и мусики) из «голоса»
(напевов) этой птицы. …«Новый» Кикнос же «возникает» из холодного
пепла сгоревшей предыдущей птицы, без всякого таинственного яйца»
[Бертельс, 1997, с.204]. Х.Риттер отмечает, что Кикнос – по-гречески
лебедь [там же].
И образ его – Кикна, священной птицы Аполлона был эллинами заимствован
у пеласгов - древних балто-славян [см. Жданович «Петербург и Троя», «Нов.Петербургъ»
22.10.2009] в Троаде, где издавна существовал город Лебед [А.И.Немировский
"Мифы древности. Эллада", М., 2000, с.136]. Дальнейшее открывает
русская былина, как свидетельствуют рукописные сборники, вторая по
популярности меж средневековых русов, после повествований об Илье
Муромце ["Былины в записях и пересказах ХVII - ХVIII в.в.", М.-Л.,
1960].
Продолжение
«Сказки…»
Посылает
Владимир-князь Михайлу Потока на охоту - настрелять ко княжескому
столу гусей-лебедей. Придя ко синю морю, богатырь исполняет поручение.
Под конец, видит он лебедушку, что «через перо вся из золота, а
головушка у ней увенчана красным золотом, а скатным жемчугом усыпана».
Положив уже стрелу на тетиву, Поток слышит обращение к себе Чудо-птицы,
а далее видит, как на крутой бережок выходит красна девица, Авдотья
(«имя-затычка» христианских времен) Белая Лебедь.
Как положено тому герою, о котором мы чаще узнаем из поэмы
А.С.Пушкина, адаптированной в «италианском» вкусе его эпохи -
присвояющей герою италианизированное имя (Гвидон), - Михайло женится
на Деве-оборотне, с заповедью между
супругами, чтоб тот, кто переживет друга, похоронил себя вместе с ним.
Пушкин знал эту песнь по сборнику стихотворений в записи Кирилла (Кирши)
Данилова [о нем см. статьи С.Н.Азбелева и др. в сб. «Русский
фольклор», вып. 28-й, СПб., 1995], опубликованных Калайдовичем в 1804
году.
В могилу Авдотьи сходит богатырь, погребаемый вместе с конём. К
супругам же в могилу - наведался Змей, жгущий и палящий всё кругом
себя, здесь – в подземном царстве сражаемый Потоком. Отрезав змеиную
голову, Поток мажет жену змеиной кровью, и так пробуждает усопшую.
Созванные криком из-под земли, Киевские богатыри раскапывают могилу.
Таково начало варианта былины об Михайле Потоке, известного по записи,
для Акинфея Демидова выполненной Киршею Даниловым, а также и по более
старым рукописным сборникам.
Змееборческий сюжет органически входит в состав сказания об Михаиле
Потукском [А.Н.Веселовский «Разыскания в
области русского духовного стиха», вып. 9-й, СОРЯС, т. 32-й, №4, 1897],
как можно понять, из житийной литературы усвоенный современным
составом русской былины, вместе с заимствованием имени главного героя.
Но выражения и мотивы - не всегда понятные при прослушивании
или чтении русских былин, находят разъяснение себе по привлечении
гораздо древнейших источников, при сравнении с греческой мифологией;
как вменила греческая агиография подвиг героя Микенских времен Геракла
– Георгию Победоносцу, так вменяется змееборческий подвиг -
болгарскому первохристианину.
Как, к слову, имеет место и наоборот, причем на Руси мы видим, как бы
в окостеневшем виде, древние формы мифов – в Элладе издавна уже
трансформировавшиеся профессиональными литераторами, в угоду вкусу
эпохи. «Слово о полку Игореве, служа во
многих случаях связью между историческим эпосом и мифологическим, и
здесь предлагает драгоценное свидетельство в мифическом облике девы,
плещущей лебедиными крылами на синем море. По свидетельству древнего
слова, приписываемого св.Григорию, славяне чествовали каких-то
берегинь, т.е. прибрежных богинь, выходящих из воды на берег, или
горынянок (брег - гора)», - писал ученый позапрошлого века,
[Ф.И.Буслаев «Народный эпос и мифология», 2003, с.218]. Известный
писатель, а по первому роду занятий – фольклорист Д.М.Балашов датирует
сказание об Михайле Потоке скифо-сарматской эпохой. И действительно,
похороны трупоположением, где воин погребается вместе с конем и женой,
характерны той культуре. Славяне, будучи народом воинственным,
следовали обычаю сати, но покойников кремировали, дабы не оставлять
тела на осквернение врагам (как истолковывают данный обычай римские
антиквары). Но ряд элементов сказания, например возможность подхорон
мужа к покойной жене (производимых зачастую спустя многие годы после
ее смерти), возникнув в колониальном ответвлении Срубной культуры -
Тазабагъябской культуре, среди предков массагетских племен в
доСиявушево время [см. А.В.Виноградов «Тысячелетия, погребенные
пустыней», М., 1966, с.39 и дал.], намного
древнее. Целительные же свойства змеиной крови напоминают нам о
подвиге Сигурда – из засады, сидя в вырытой яме, поразившего змея
Фафнира, искупавшись в его крови и обретя неуязвимость. Традиционно,
змеиный яд смертоносен – в нем погибнет, сразив Мирового Змея, Тор,
смертельный ожог получают Геракл и герой родственного
скандинавскому(!) - английского эпоса Беовульф. Герой южно-иранского
(персидского) предания Кершаспа спасся от змеиного яда лишь благодаря
сгоревшей, защитив, однако, тело, кольчуге. Где мог возникнуть мотив,
кем заимствован?
Сигурд принадлежит к роду Вельсунгов – он неуязвим для яда, но мы
имеем все основания видеть здесь «цивилизуйное» заимствование из
Греко-римских источников, рассуждая о превратностях судьбы, много
писавших о Митридате Евпаторе и нек.иных героях поздней античности,
страшившихся отравления и сделавших себя невосприимчивыми к ядам, но
погибших пронзенными мечем. Скандинавы наемничали в Западно-Римской
империи, возвращаясь на родину с атрибутами ее культуры, что
засвидетельствовала археология [Г.С.Лебедев "Эпоха викингов в
Сев.Европе", Л., 1985, с.30]. Могли они принести и сюжеты литературы.
Как будто, в русской былине эпизод выглядит органичней. Смерти («профанной»
смерти) русскому богатырю нет, по закону жанра былины. Сюжет
вопрошания Королевны Витязем, хранимый немецким фольклором - знающим
генетически общие элементы с русским [ Ф.И.Буслаев
"Исторические очерки русской народной поэзии и искусства", т. 1-й,
СПб., 1861, с.273], мотивирован там слабее,
предполагает зависимость от более полного русского источника, эпизодом
сохраненного нам создателем «Повести о Февронии» [там же, с.240].
А параллель с германской сагой мы встретим в Нартовском
сказании, приводимом французским ученым, где раскрыт смысл
знаменитейшего образа «скифского» изобразительного искусства –
Скифского Оленя. «Сослан сидел на ныхасе. Вскоре пришел Урызмаг с
поднятыми плечами и опущенной головой. «Почему ты такой скучный,
Урызмаг?» - спрашивает его Сослан. «Много я по свету ходил, но
такого чуда со мной не случалось, - сказал Урызмаг. – Сегодня я
охотился на болоте. Вдруг вижу – лучи солнца осветили оленя с
18-отростковыми рогами. Подошел я к нему на расстояние выстрела,
прицелился и только хотел пустить стрелу, как стрелы мои разлетелись
по сторонам, ни одной не осталось в колчане. Тогда я схватил копье и
догнал оленя, но только приготовился его ударить, как копье выскочило
у меня из рук и один бог знает, куда подевалось. Олень же вскочил и
убежал. Хоть я и погнался за ним, но поди найди его – исчез. А олень
был такой, что шерсть на нем была золотая». «Ну, если мне
достанется этот олень, то не будет на земле Нартов никого знатнее меня»,
- подумал Сослан. Стал он подкрадываться осторожно, от былинки к
былинке и подошел на расстояние выстрела. Вложил в лук стрелу,
взмолился Богу: мол, помоги мне завладеть этим зверем – и прицелился.
Олень даже не шевельнулся. Только Сослан хотел пустить стрелу, как все
его стрелы рассыпались и ни одной не осталось в колчане. «Опозорюсь я
совсем», - сказал Сослан, схватил копье и пошел на оленя. Олень тут же
вскочил и помчался к Черной горе. «Всё равно я тебя не оставлю», -
сказал Сослан и последовал за ним. Достиг олень Черной горы и скрылся
в одной пещере. Это была воспитанница семи великанов – дочь Солнца
Ацырухс» [ Ж.Дюмезиль
"Скифы и Нарты", М., 1990 ,
с.с. 106-107]. Вышли ему навстречу великаны, хозяева пещеры, хранители
чистоты Ацырухс, и просили, чего он хочет? «Я Нарт Сослан, и мне
нужны либо еда, либо бой, а иначе жить не умею» [там же, с.107], -
отвечает гость. Взяли его великаны своими ручищами, положили на стол,
и давай резать кинжалами. Но Сослан – герой, тело которого неуязвимо,
литое из булатной стали, прошедшее закалку в кузнице кузнеца,
принявшего роды зачатого в скале героя. И клинки лишь отскакивают от
него, впитавшего силу огня. «Отпустили они тогда Сослана и сказали:
«Пойдем спросим нашу воспитанницу – дочь Солнца Ацырухс». Пошли они к
дочери Солнца и говорят ей: «Гость у нас. Зовёт себя Нартом
Сосланном. Хотим его зарезать, но кинжалы наши не берут его». Когда
дочь Солнца услышала это имя, она сказала: «Если он Сослан, то это
мой суженый!». Великаны её спросили: «А как нам узнать, Сослан
это или нет?» - «У Сослана» между лопатками черная родинка.
Разденьте его, и если у него меж лопаток родимое пятно, то это, верно,
Сослан»» [там же, с.с. 107-108]. Оно так и оказалось, и Сослан
женится на Ацырухс.
Здесь родимое пятно помещено случайно, и как будто, нет мотива
змееборчества, воздействия змеиного яда не видно, но после того, как
возник мотив стальной неуязвимости, у овладевших секретом подобной
стали кавказских племен, первый мог и утратиться. Мотив погребения
заживо в смазанной форме здесь присутствует, так (как можно понять)
погребается пра-праматерь Нартов – тоже русалка-оборотень Дзерасса,
уже в кургане от бога рождая праматерь тех Сатанай…
Икона Птицы-Симург, как идентифицировала это изображение Камилла
Тревер, появляется на скифском артефакте VI
в. до н.э. - как фантастическая птица несущая в пасти змею [см.
К.В.Тревер «Симург – Сенмурв - Паскудж», Л., 1937]. Как полагала
исследовательница, относительно редкое использование в скифском
искусстве этого популярного в Персии образа связано с тем, что
изоморфным ему был популярнейший Скифский Грифон. В древнерусском
искусстве Грифон используется широчайше, но имеет неожиданную для нас
символику. «Грипис» - был символом Богоматери, именно Грифон когтит на
белокаменной суздальской резьбе зайца («лжезайца») с копытами, и
именно Дева Марии – должна была, считалось, сразить Антихриста,
явящегося в мi ръ
[О.В.Белова "Славянский бестиарий", М., 2000].
Далее рассказывает вдова философа Ивана Ильина, труды которой, к
сожалению, известны гораздо менее, нежели ее мужа, а данная,
переизданная редакцией газеты «Потаенное» в наступившем году, книга -
настоятельно рекомендовалась читателям еще Сергеем Лесным: «…Как
олицетворение влаги, русалка живет в хрустальном чертоге на дне реки
или в глубоком омуте; её жилищем может быть также море, озеро и
колодезь. …Как воплощение огня, русалка пронизана светом. Ее
волосы золотятся, ее глаза горят и сверкают, дневным солнцем озарено
ее волшебное жилище. Она может обернуться огненно-рыжей белкой –
зверьком Перуна, олицетворяющим молнию. До сих пор народные
празднества, возникшие из культа русалки, сохраняют связь с культом
Перуна: весенние русалии справляются в четверг, т.е. в тот день
недели, что был посвящен богу-громовнику… Огонь и влага в естестве
русалки роднят её с главными религиозно чтимыми деятелями земного и
небесного мира. Объединяясь в ней, эти силы делают её образом живой
воды, играющего меда, т.е. напитка бессмертия» [Н.Н.Ильина
"Изгнание норманнов", СПб., 2010, с.с. 153-154]. Греческое
metle
значит опьянение, др.-инд.
Madhu ,
соответственно – сладость, сладкое питие [О.Шрадер «Индоевропейцы»,
1913, с.72]. И греческому герою Ясону (дословно - Рок) «Царь ставит
условием исполнение трех гибельных подвигов – другими словами,
отправляет юношу на верную смерть. Но ему помогает любовь – любовь
царской дочери, царевны Медеи. Её имя - значит «мудрая»; наша Василиса
Премудрая, выступающая в такой же роли – прямой перевод греческого
basilissa Medeia» [Ф.Ф.Зелинский «Из жизни идей», М., 1995, т.
1-й, с.135]. Имя это оказывается тождественно имени королевы Медб –
персонификации Ирландии (Айрены) в кельтских сагах [Ф.Леру,
К.Гюйонварх «Кельтская цивилизация», СПб. - М., 2001, с.86], так же
образуемого от слова «Мёд» ["Саги об Уладах", М., 2004,
примечания], – бывшего другим, наряду с Солнцем, символом нетварного
света. «Наиб.частые мифические темы дохристианской Ирландии так или
иначе превозносили женственность, и это не было случайностью или
особым выбором переписчиков:
-аллегория
или воплощение Ирландии в лице молодой женщины совершенной красоты,
которая тоже была образом и воплощением Власти. Женщину и власть брал
король, однако она тоже выбирала его и …всегда была окружена
мужчинами.
-прекрасная вестница из Иного Мира, которая ищет счастливого
смертного, чтобы увезти его на хрустальной лодке и подарить, со своей
любовью, вечное блаженство »
[Гюйонварх, Леру, 2001, с.86].
Продолжение былины об Авдотье Белой Лебеди говорит: «…Наезжало на
Киев …40 царевичей; требуют, чтобы князь Владимир выдал им эту
богатырскую молоду жену, не то они весь Киев повырубят. …Борьба из-за
прекрасной жены, воспеваемая в Илиаде, в финской Калевале и других
народных эпосах, получает здесь более определенный характер,
разъясняемый скандинавским мифом о том, как великаны требовали от
богов Фреи, прекрасной супруги Одиновой, и как вместо неё, в её
платье, в жилище великанов отправляется в виде невесты Тор. Так и
Поток перерядился в платья женские и пошел к тем царевичам.
Поприветствовал их, спрашивает: За кого же мне из вас замуж идти? Ведь
у вас из-за меня много кровопролития напрасного. А вот я стрельну из
туга лука: кто первый мою стрелку найдет, ко мне принесет, - за того я
и замуж пойду» [Ф.И.Буслаев «Русский богатырский эпос», М., 1862,
гл. 5-я]. Устремившихся на поиски стрелы женихов - Поток истребляет
по-одиночке. Но к его возвращению, Белую Лебедь уводит царь Вахрамей
Вахрамеевич («имя-затычка», используемое в христианские времена)…
Авдотья Белая Лебедь - изменяет Потоку, но не рубит его секирой, как
Клитемнестра, а превращает, поднося ему чару зелена вина, в бел-горюч
камень. «Как Девкалион и Пирра, бросая камни позади себя,
превращали их в людей, так эта вещая жена Лебедь Белая, наоборот, -
Перемахнула Михайла через себя,\ сама говорила таковы слова:\ Где был
душечка Михайло Поток Иванович,\ тут стань бел горюч камень,\ а
пройдет времечка три году,\ и пройди сквозь матушку сыру землю»
[там же]. И по определению В.А.Городцова - штевни кораблей, пришедших
три с четвертью тысячелетия назад из Аркаимского края в
Средиземноморье, украсили - в Тургае ранее отсутствовавшие – именно
головы лебедей, одетые рогатыми кичками (свадебный атрибут, носившийся
женой-молодкой), - теперь, в ХII – ХI в. до н.э. - запечатленные на
европейских петроглифах [Городцов, 1926, с.с. 54-57].
Обряд погребения в лодье фиксируется достаточно поздно, и как кажется,
лишь у скандинавов. Данные языка предоставляют нам, однако, гораздо
более древнее свидетельство. Нава – по-чешски могила, Навью –
по-древнерусски звался ад, загробный мир (отсюда наваждение). И это
слово сохранилось в латинском наименовании судна –
navis
(фр.
naval )
[Ф.И.Буслаев «Песни Старшей Эдды о Сигурде и Муромская легенда»\ см.:
Буслаев «О литературе…», М., 1990, с.152, прим.1]. Не убежден в
точности данной этимологии глагола водить-, но в прошлом - пути
сообщения были водными, и дорога, старослав.драга – это именно водная
дорога [Д.Я.Самоквасов «Историческое значение городищ», 1873
(отд.оттиск ГПБ), с.42]. Вода – слово есть лишь в славянских и
германских языках, древнее ее наименование было иным: вар, откуда
Вретище, ад (ср.: инд. Варуна, анатолийск. Аруна). Но именно названный
смысл корабля сохранился в обычае раскольников изготавливать гробы –
лишь долбленки, из цельной колоды [Ильина, 2010, с.86].
Р.Жданович
·
Вернуться на страничку новостей |
